Подкидыш - Филиппа Грегори (2013)

Вечером молодые люди отправились к мессе — служили повечерие, после которого в монастыре обычно ложились спать[7]. После службы все трое немного постояли на крытой галерее — и Фрейзе с затаенной мечтой поглядывал в сторону кладовой сестры Урсулы, — а потом собрались расходиться по своим комнатам.

— Чего бы я не дал сейчас за стаканчик сладкого вина перед сном, — пробормотал Фрейзе, прощаясь с Лукой и Пьетро. — Или двух стаканчиков. Или трех.

— Нет, ты действительно безнадежен и совершенно не годишься в слуги человеку, тесно связанному с церковью, — заметил клирик. — Тебе бы в пивной служить.

— А как бы тогда мой маленький господин без меня обходился? — возмутился Фрейзе. — Кто бы за ним с раннего детства в монастыре присматривал и оберегал его? Кто стал бы его подкармливать, когда он еще на длинноного воробушка смахивал? И кто сейчас следует за ним повсюду, куда бы он ни направился? Кто охраняет его дверь и спит на пороге, как верный пес?

— А что, он и впрямь за тобой в монастыре присматривал? — несколько удивленно спросил Пьетро, поворачиваясь к Луке.

Лука рассмеялся.

— Он присматривал за моим обедом и доедал все, что после меня оставалось. А еще выпивал вино, которое мне как послушнику полагалось. В этом отношении он и впрямь весьма внимательно за мной присматривал.

Фрейзе, разумеется, тут же горячо запротестовал, но Лука, дружески хлопнув его по плечу, поспешил оправдаться:

— Да ладно, не сердись! Действительно и присматривал, и оберегал! — И, повернувшись к Пьетро, пояснил: — Когда я поступил в монастырь, он всегда следил, чтобы меня старшие мальчишки не обижали. А когда меня несправедливо обвинили в ереси, он засвидетельствовал, что это не так, хотя сам никак не мог разобраться, в чем меня обвиняют и где хвост, а где голова, уж больно много всего мне приписывали. Фрейзе и впрямь всегда был мне верен, всегда, с самой нашей первой встречи, когда я был маленьким перепуганным новичком, а он — ленивым поваренком. А когда мне поручили эту миссию, он попросил, чтобы его отпустили из монастыря и позволили отправиться вместе со мной.

— Вот именно! — торжествующе воскликнул Фрейзе.

— Но почему он называет тебя «маленький господин»? — спросил Пьетро.

Лука пожал плечами:

— Кто его знает? Понятия не имею.

— Потому что Лука был ребенком в высшей степени необычным, — охотно пояснил Фрейзе. — Такой умница! И хорошенький, прямо как ангел небесный! Глядя на него, все вокруг твердили, что, мол, на земле таких не делают…

— Ну, хватит тебе! — оборвал его Лука. — По-моему, он так называет меня в угоду собственному тщеславию. Он бы с удовольствием всем говорил, будто какому-нибудь принцу прислуживает, да у него такой возможности нет.

— Вот увидишь, — сказал Фрейзе, важно кивая брату Пьетро, — наш Лука — юноша действительно необычный.

— Жду не дождусь, когда наконец эти его исключительные способности проявятся, — сухо заметил клирик. — И лучше бы пораньше, если это возможно. Впрочем, теперь я иду спать.

Лука распрощался с ними и повернул к себе, точнее, к тем покоям, которые были специально отведены для наезжавшего порой в монастырь священника. Войдя, Лука первым делом стащил с себя сапоги и сунул под подушку кинжал, который всегда носил спрятанным за голенище. Затем он выложил на стол манускрипт, в котором трактовалось понятие «нуль», и рядом с ним — стопку бумаг с показаниями монахинь, скрупулезно записанными братом Пьетро. Он собирался сперва просмотреть эти записи, а затем вознаградить себя работой с манускриптом, после чего намерен был непременно пойти к первой мессе.

Однако часа в два ночи тихий стук в дверь заставил его вскочить из-за стола. Он выхватил из-под подушки кинжал и тихо спросил:

— Кто там?

— Одна из твоих сестер во Христе.