Подкидыш - Филиппа Грегори (2013)

— Она называется вилка, — сказала Изольда, словно о самой обычной вещи. — Ими пользуются при французском дворе. Эту вот подарил мне мой отец.

— Никогда не ел ничего такого, что нельзя было бы надеть на острие кинжала, — осмелился заметить Фрейзе, по-прежнему стоя у двери.

— Умолкни, — посоветовал Лука своему чересчур разговорчивому слуге, но Фрейзе не унимался:

— Или попросту всосать в себя. — Он минутку помолчал и пояснил более внятно: — Ну, скажем, суп.

— «Ну, скажем, суп»! — сердито передразнил его Лука. — Уж про суп ты, ради бога, помолчи! А еще лучше ступай на кухню и посиди там.

— Я же за дверями присматриваю, — возразил Фрейзе, жестом показывая, сколь важна его работа. — Слежу, чтобы к вам сюда кто не ворвался.

— Господь свидетель, по мне так лучше пусть ворвутся, пусть на нас целая банда грабителей нападет, чем мы без конца будем слушать твои комментарии по любому поводу! — взорвался Лука.

Фрейзе с сожалением покрутил головой и демонстративно поджал нижнюю губу, накрыв ее верхней, показывая, что впредь будет хранить молчание.

— Отныне я нем как могила, — сказал он Луке. — А вы продолжайте, продолжайте. У тебя, кстати, очень хорошо получается, маленький господин: осторожно, но уважительно. Но ты на меня внимания не обращай.

Лука только рукой махнул и снова повернулся к Изольде.

— В новом допросе ты не нуждаешься, — сказал он ей, — но должна понять: мы не можем освободить тебя, пока не будем убеждены в твоей невиновности. Твоей и Ишрак. Поэтому после обеда постарайся честно рассказать, что случилось в аббатстве и что ты думаешь насчет своего будущего.

— Могу ли я тоже узнать, что произошло после нашего бегства? Вы его закрыли?

— Нет, — ответил Лука. — И узнаешь обо всем во всех подробностях. А пока скажу только, что, когда мы покидали аббатство, монахини как раз молились в часовне. Там должны назначить новую аббатису…

— Сестру Урсулу? — быстро спросила Изольда.

— Сестра Урсула умерла, — сказал Лука, но ничем эти слова не пояснил. — А теперь займись-ка обедом, а потом расскажешь мне все, что тебе известно.

Изольда еще немного поела, затем взяла кусок хлеба, и брат Пьетро положил на него немного говяжьего рагу. Сам же он с обедом уже покончил и, готовясь записывать, обмакнул перо в чернильницу.

— Когда я прибыла в аббатство, я горько оплакивала своего отца и одновременно всей душой противилась его предсмертной воле, — честно призналась Изольда. — Ишрак, разумеется, последовала за мной — мы никогда с ней не расставались, с тех пор как мой отец привез их с матерью из Святой земли.

— Она твоя рабыня? — спросил брат Пьетро.

Изольда с горячностью помотала головой:

— Нет, она свободный человек! Просто из-за ее арабского происхождения всем кажется, что она обязательно должна быть моей рабыней. Но это не так. Мой отец весьма чтил и уважал ее мать, а когда она умерла, он похоронил ее по-христиански. Ишрак тогда всего семь лет было. Ишрак всегда оставалась свободной, как и ее мать.

— Более свободной, чем ты? — спросил Лука и заметил, как вспыхнули ее щеки.

— Да, похоже, что так, — призналась она. — Ибо я, связанная волей покойного отца, вынуждена была против собственного желания отправиться в монастырь. Впрочем, теперь я лишилась и своей должности аббатисы, и даже места в этом монастыре. Теперь я — преступница, и меня разыскивают власти!

— Что вы делали с телом сестры Августы?

Изольда наклонилась над столом, приблизив лицо к Луке и буквально вперив в него взгляд синих глаз. В эту минуту Лука мог бы поклясться, что она говорит правду.