Дама в черном - Гастон Леру (1993)

Мы остановились недалеко от освещенного окна гостиной Старого Боба, которое нависало над морем. Окно все время оставалось открытым, что, без сомнения, и позволило нам услышать выстрел и предсмертный крик, несмотря на толщину стен. С того места, где мы теперь находились, было, разумеется, невозможно что-либо разглядеть через окно но зато мы могли слышать, а это было уже кое-что. Гроза миновала, но море еще не успокоилось, и волны с такой силой разбивались о скалы полуострова Геркулес, что никакая лодка не могла бы пристать к берегу. Вероятно, я подумал в этот момент о лодке потому, что мне вдруг показалось, будто я вижу в темноте ее силуэт. Скорее всего, это было просто игрой воображения, ибо мой мозг был взволнован не менее, чем море.

Мы простояли неподвижно около пяти минут, как вдруг вздох, долгий и ужасный вздох, глубокий стон агонизирующего человека достиг через окно наших ушей. Холодный пот выступил на наших лицах. И затем… ничего, лишь прерывистый и нескончаемый шум моря. Внезапно свет в окне погас и Четырехугольная башня погрузилась во тьму. Мы схватились за руки и замерли в неподвижности. Кто-то умирал там, в башне! Кто-то, кого скрывали от нас. Но почему? И кто же? Кто-то, кто не был ни господином, ни госпожой Дарзак, ни Бернье, ни его женой, ни Старым Бобом. Кто-то, кто не мог находиться в башне.

Наклонившись вперед по направлению к окну, мы продолжали слушать. Так прошло около четверти часа… целый век. Рультабиль указал мне на освещенное окно его комнаты. Я понял. Надо было пойти потушить свет и вернуться. С бесконечными предосторожностями я выполнил его поручение и вновь присоединился к Рультабилю. Во дворе Карла Смелого было темно, лишь слабый луч пробивался из-под двери Круглой башни, где работал Старый Боб, да в отдалении слабо мерцал фонарь возле арки садовника, у дежурившего Маттони. Несомненно, они не слышали ни того, что произошло в Четырехугольной башне, ни криков Рультабиля. Стены арки были очень толстыми, а Старый Боб закопался в настоящем подземелье.

Едва я успел проскользнуть обратно к Рультабилю в узкую щель между башней и бруствером — наблюдательный пункт, которого он не покидал, — как мы явственно расслышали скрип дверных петель Четырехугольной башни. Я попытался высунуться из-за стены, но Рультабиль оттолкнул меня — он не желал, чтобы кто-нибудь другой, кроме него, наблюдал происходящее. Но сам он пригнулся слишком низко, и поэтому над головой моего друга я увидел следующую картину.

Сперва из двери вышел Бернье, которого можно было сразу узнать, несмотря на темноту, и бесшумно направился к арке садовника. Посреди двора он остановился, посмотрел на наши окна, затем повернулся к башне и махнул рукой, вероятно успокаивая того, кто за ним наблюдал. Но кого? Кому предназначался этот знак? Неожиданно Рультабиль резко откинулся назад и оттолкнул меня.

Когда мы снова решились выглянуть во двор, там уже никого не было. Наконец мы увидели возвращавшегося Бернье, или, вернее, мы вначале услышали, так как до нас донеслись приглушенные звуки его разговора с Маттони. Затем под аркой что-то скрипнуло и появился Бернье в сопровождении темного расплывчатого силуэта. Вскоре мы разглядели, что это небольшой английский шарабан, который тащил Тоби — пони Артура Ранса. Утрамбованная земля во дворе Карла Смелого позволяла шарабану двигаться совершенно бесшумно, как будто он ехал по ковру. К тому же и пони был так тих и спокоен, словно получил от Бернье соответствующие инструкции. Дойдя до колодца, Бернье еще раз поднял голову и взглянул на наши окна. Затем, ведя Тоби за узду, он подошел к Четырехугольной башне и, оставив шарабан, вошел в дверь. Прошло несколько минут, показавшихся нам, как говорится, вечностью, особенно моему другу, которого внезапно охватила дрожь.