С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак (1995)

Я ждала, какова будет реакция Мартина. Он запротестует, заявит, что нельзя приносить в жертву невинного таким отвратительным способом. Нет. Он заинтересованно обдумывал проект. То, что вместо себя он пошлет на смерть другого, его не волновало. Этот человек, сумевший убедить меня, что он был жертвой возмутительной несправедливости, что руки его не запачканы кровью, с готовностью обсуждал безумный план Франка.

Я поднялась.

— Нет, — сказала я. — Даже если то, что предлагает Франк, было бы осуществимо, я против.

— Вы забываете, дорогая Жильберта, — мягко заметил Мартин, — что война продолжается!

Между нами троими она началась в тот вечер.

28 июля

Не знаю еще, как я это сделаю, но я спасу его. Я скорее выдам Мартина. Когда я увидела, как он выходит из машины, нерешительный, стыдясь той роли, которую собирался сыграть, сердце мое екнуло — это ощущение хорошо знакомо таким женщинам, как я. Я поняла, что полюблю его, потому что он был самым слабым. Напрасно я убеждала себя, что надо очень низко пасть, чтобы согласиться обмануть женщину, занять место «покойника», ежесекундно играть нужную роль, в общем… я считала, что я куда более виновна, куда более лицемерна, чем он! Кто дал мне право судить его? Если бы я увидела перед собой циника, человека алчного, я бы и тогда, несмотря ни на что, была в отчаянии. Но он! Он был беззащитен; попытайся я даже объяснить ему, кто мы, он бы не понял. Возможно, он даже настолько наивен, что верит, будто я узнала в нем своего мужа. Если бы он только знал, что мой муж — Мартин! А главное, если бы он знал, что приехал сюда, чтобы погибнуть! Но он ничего не замечает. Он живет своей музыкой. Я сержусь на него за то, что он так слеп, за то, что у него такой огромный талант. Я попыталась было разговаривать с ним. Во-первых, это просто невозможно. Франк ни на шаг не отходит от меня, и Мартин тоже постоянно следит за мной. Но, даже если бы они не мешали мне поступать, как мне заблагорассудится, я бы стала избегать Жака. Я догадываюсь, что он мне скажет, что он уже говорит мне, исполняя некоторые пьесы, а тогда я не смогла бы больше молчать. Это было бы катастрофой. Я молчу. Я жду. Чего же я жду?

29 июля