Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

Солдаты, что шли на вылазку, загудели, они были готовы. А вот Еган не ответил, он, как заведенный, бубнил молитву. Кавалер положил руку ему на плечо, тихо спросил:

— Чего ты? А?

— Боязно что-то, господин, — так же тихо ответил слуга.

Волков поднес к его носу железный кулак и прошептал:

— Не смей, даже думать… не смей меня позорить.

— Ага-ага, — закивал головой Еган, так, что шлем затрясся.

— Роха, — приказал Волков, — ворота!

Кто из солдат, что были на стене, кинули пару факелов на улицу, чтобы они, пока не погасли, хоть чуть отодвинули темноту из тех мест, куда не добиралась луна.

Ворота отворились, и кавалер повел свой отряд на улицу. Он был уверен в успехе, дело было простое.

Он видел одного из этих людей, его прекрасно освещала луна, человек стоял прямо у него на пути, словно ждал его. До него оставалось шагов тридцать.

И тут кто-то сзади вскрикнул, и тут же и в самого кавалера попал камень, ударился в кирасу. На всякий случай он поднял щит к лицу и продолжил идти. И уже когда от ворот они отошли шагов на тридцать, на них двинулись люди, те, что скрывались в тени зданий, те, что стояли в проулках, те, что прятались за воротами брошенных домов. Они пошли отовсюду, и было их много. Шли медленно, словно раздумывая, хромая и раскачиваясь.

— Встали, — заорал Волков.

— Они нас ждали, что ли? — как будто удивлялся Сыч.

— Пятимся к воротам, не бежим, — орал кавалер.

И тут первый из ночных людей дошел до него. Разглядеть его при лунном свете, было невозможно, но было ясно, что он болен, грязен, и худ. Еще за два шага до кавалера, он поднял руки, не то хотел ударить ими, не то обнять.

Выяснять его намерения кавалер не стал, одним секущим движением, слева направо, он отрубил кисти на обеих руках. Меч его был, как бритва, остер, но уж больно легко отлетели руки, словно костей в них не было напрочь. А человек, словно и не заметил увечий, как шел на Волкова, так и шел. Тогда кавалер встретил его на щит, и, оттолкнув, рубанул его по шее, сверху-справа, влево- вниз. Располовинил его, словно куль с отрубями. И опять это было легко. Человек на этот раз повалился наземь, но не умер. Стал, барахтаться, словно в воде. Пытался встать, пробуя опираться на обрубки рук. А сам разваливался, а из рассечения, как-то лениво и медленно шла черная кровь. Кавалер обернулся, солдаты его отряда так же отбивались от странных ночных людей. И, как и приказано, не останавливаясь, шли спиной вперед обратно к воротам. Все было нормально, разве что убитые ночные люди не собирались умирать. Один из них, лежа на мостовой, попытался схватить Егана за ногу. Еган заорал отвратительно, и стал истерично рубить лежащего алебардой, размахивая ею так, что находиться с ним рядом было опасно.

— Сыч, — крикнул Волков, — забери у него алебарду. Дурак зарубит кого-нибудь из своих.

— Да не зарублю я, — орал Еган в ответ, — осерчал я потому, что не ждал, что он меня за лытки хватать станет, а так, я гляжу за вами, не волнуйтесь, господин.

А Волков не волновался. Он спокойно пятился, несмотря на то, что шел он последним, и на него наседало уже полдюжины ночных людей. Но уж больно легко, они рубились. Выпад! Взмах! И нет ноги у костлявого, валится на мостовую. Ползет теперь. Но вот один из них изловчился, и вцепился в щит пальцами с черными ногтями, а второй ударил слева рукой по шлему, пока Волков пытался вырвать щит. Пока отмахивался от двоих, третий, вцепился в правую руку. Тут Еган подсобил. Волков видел, как белым, в свете луны сверкнула алебарда, и разнесла в брызги голову тому из ночных людей, что пытался виснуть на правой руке кавалера.

Чужая человеческая кровь горячая, как кипяток. Липкая, и пахнет так, что ее ни с чем не спутаешь.