Могила моей сестры - Роберт Дугони (2016)

– Вижу, к тебе вернулось чувство юмора.

– Думаю, не чувство юмора, а язвительность. Чего мне действительно хочется в будущем – это принять горячую ванну.

– Звучит неплохо.

– Я тебе перезвоню. Хочу досмотреть в новостях пресс-конференцию.

– Как я выгляжу там?

– По-прежнему набиваешься на комплименты?

– Ты же знаешь. Ладно, перезвони потом.

Она дала отбой и включила телевизор на воспроизведение.

– Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него. Подозреваю, апелляционный суд будет действовать быстро, учитывая просчеты юстиции. Когда все будет готово, нам придется подождать, что решит прокурор.

– Каково чувствовать себя свободным? – спросила Ванпельт Хауза.

Тот сбросил с плеча завязанные в хвост волосы.

– Ну, как сказал мой адвокат, я еще не на свободе, но… – Он улыбнулся. – Ощущение неплохое.

– Что вы сделаете первым делом, когда выйдете на свободу?

– То же самое, что все вы, – выйду на улицу и дам снегу и ветру хлестать меня по морде.

– Вы злитесь на то, что случилось?

Улыбка Хауза погасла.

– Я бы не стал употреблять слово «злиться».

– Значит, вы простили виновных в том, что вы оказались в тюрьме? – спросила Ванпельт.

– Этого бы я тоже не сказал. Все, что я могу, – это исправить свои ошибки и постараться не повторять их. Вот это я и собираюсь сделать.

Какой-то репортер за кадром спросил:

– У вас есть догадки, чем руководствовались те, кто сфабриковал доказательства, чтобы вас посадить?

К микрофону наклонился Дэн:

– Мы не собираемся комментировать то, что доказательства…

– Невежество, – ответил Хауз, перебив его. – Невежество и высокомерие. Они думали, что это сойдет им с рук.

Вниманием Дэна завладела Ванпельт, задав следующий вопрос:

– Мистер О’Лири, вы приложите усилия, чтобы привлечь к расследованию Министерство юстиции, как намекал судья Мейерс?

– Я приму решение, когда посоветуюсь с моим клиентом.

Но Хауз снова наклонился к микрофону.

– Я не предвкушаю, как Министерство юстиции кого-нибудь накажет.

– Вы хотите что-нибудь сказать детективу Кроссуайт? – спросила Ванпельт.

Хауз посмотрел на нее и улыбнулся, не разжимая губ.

– Не могу найти слов, чтобы выразить свои чувства, – проговорил он. – Но надеюсь когда-нибудь поговорить с ней лично.

Трейси снова ощутила, как по спине пробежала дрожь, словно паук.

– Чего бы вы хотели сейчас? – спросил какой-то репортер.

Хауз улыбнулся еще шире.

– Чизбургер.

На экране снова появилась Ванпельт на фоне тюрьмы. Она пыталась удержать свой зонтик, ветер все так же шумел в микрофоне.

– Как я уже сказала, эта пресс-конференция была записана сегодня днем, после чего Эдмунд Хауз покинул тюрьму, которую вы видите, свободным человеком.

Диктор новостей проговорил:

– Мария, представляется замечательным, что человек, проведший двадцать лет за решеткой за преступление, которого, как оказалось, он не совершал, способен с такой готовностью прощать. Что сейчас с теми, кто, вероятно, участвовал в этом?

Ванпельт прижала пальцем наушник. Она кричала, чтобы ее было слышно за ветром.

– Марк, я сегодня говорила с профессором права в Вашингтонском университете, и он сказал, что независимо от того, подаст ли Эдвард Хауз гражданский иск за нарушение его гражданских прав, Министерство юстиции может вмешаться само и выдвинуть уголовное обвинение против замешанных в этом деле. Оно может также продолжить расследование того, что же случилось с Сарой Кроссуайт. Так что, похоже, история еще далека от завершения. Эти слушания могли поднять больше вопросов, чем дали ответов. Но сегодня Эдмунд Хауз – свободный человек, как, вы слышали, он сам сказал, в поисках хорошего чизбургера.

– Мария, мы дадим вам укрыться от непогоды, пока ветер не сдул вас прочь, но слышно ли что-нибудь от детектива Кроссуайт? – спросил диктор.