Могила моей сестры - Роберт Дугони (2016)

Боувайн положил рядом с первой вторую фотографию. На ней молодую девушку было почти не узнать: ее левый глаз распух и закрылся, порез на лице покрылся коркой запекшейся крови. Боувайн приподнял свою чашку, но рука затряслась так сильно, что он поставил ее обратно на стол. Потом закрыл глаза и сделал несколько размеренных вдохов и выдохов.

Дэн дал ему время прийти в себя, после чего проговорил:

– Не знаю, что вам сказать, мистер Боувайн.

– Он бил ее лопатой, мистер О’Лири. – Боувайн снова помолчал и вздохнул, на этот раз дыхание его было резким и хрипело в груди. – Видите, Эдмунду Хаузу было мало, что он изнасиловал мою дочку. Он хотел искалечить ее, и он бы продолжал бить ее, если бы она не нашла сил убежать. – Лицо Боувайна исказилось жалкой гримасой, он снял очки и красным носовым платком протер стекла. – Шесть лет. Шесть лет за то, что погубил жизнь молодой девушке, потому что кто-то ошибся, собирая доказательства. Аннабель была живой, общительной девушкой. Нам пришлось уехать, воспоминания были слишком ужасны. Аннабель так и не вернулась в школу. Она не может работать. Мы живем на тихой улице недалеко от озера в городке с низкой преступностью. Там спокойно. И каждую ночь мы запираем двери на засов и проверяем каждое окно. Это стало обычаем. А потом ложимся в постель и ждем. Я и жена ждем, когда она закричит. Это называют посттравматический синдром изнасилования. Эдмунд Хауз отсидел шесть лет. Мы отсиживаем почти тридцать.

Дэн вспомнил схожие показания из стенографического отчета, но слушать боль отца было куда тяжелее.

– Мне очень жаль. Никто не должен так жить.

Губы Боувайна сжались.

– Но кое-кто будет, мистер О’Лири, если вы сделаете то, что о вас говорят.

– Шериф Каллоуэй не должен был вам звонить, мистер Боувайн. Это нечестно по отношению к вам и ко мне. Я не хочу сказать, что это как-то умаляет случившееся с вами и вашей семьей…

Боувайн поднял руку, но в такой же жалкой манере, как и говорил.

– Вы хотите сказать мне, что Эдмунд Хауз, когда изнасиловал мою дочку, был молодым человеком, что это случилось почти тридцать лет назад, что люди могут меняться. – На его тонкие губы вернулась ироническая улыбка. – Позвольте мне избавить вас от хлопот. – Боувайн посмотрел на Шерлока и Рекса. – Эдмунд Хауз не похож на ваших собак. Его нельзя выдрессировать. И нельзя отозвать назад.

– Но он заслуживает честного суда, как и все остальные.

– Но он не такой, как все остальные, мистер О’Лири. Единственное место для таких, как Эдмунд Хауз, – тюрьма. Не заблуждайтесь. Эдмунд Хауз – очень буйный человек. – Боувайн молча собрал фотографии и спрятал в бумажник. – Я сказал свою часть. Больше не хочу отнимать у вас время. – Он встал и надел пиджак. – Спасибо за кофе.

– Вам есть где остановиться? – спросил Дэн.

– Да, я позаботился.

Дэн проводил Джорджа Боувайна в приемную. Боувайн открыл дверь, но снова оглянулся на Рекса и Шерлока.

– Скажите, они бы покусали меня, если бы вы их не отозвали?

Дэн погладил их по голове.

– Их размеры пугают, а их лай страшнее укусов.

– И все-таки, как мне представляется, они могут покалечить, – сказал Боувайн, выходя в коридор, и дверь за ним захлопнулась.

Глава 36

Трейси была на последнем издыхании; она уже не помнила, когда последний раз спала всю ночь. Она ощущала усталость во всем теле и слышала усталость в своем голосе, когда они с Кинсом сидели в конференц-зале с Фацем и Делом, вводя Билли Уильямса и Эндрю Лауба в курс открытых дел сектора А.