Страшный человек - Сергей Протасов (2018)

— Будет вам адвокат. На следующей неделе. Конвой! Уведите!

***

В камере Волков принял для себя окончательное решение: перестать думать о преступлении. Он стремился в камеру, чтобы поскорее вернуться к священному тексту. Валера нашел ему Новый Зовет, и Волков углубился в чтение. Читал он нарочно медленно, словно старался заучить, тщательно переваривая каждый стих, представляя сцены в лицах. Маята и хлопоты в камере не отвлекали его, он почти ничего не ел, устраиваясь то на кровати, то прислонившись к стене. Тем временем молодой парень, ответственный за дорогу, получал и отправлял корреспонденцию.

Свет за окном сменился темнотой, пришла ночь, освещаемая вспыхивающими то там, то тут угольками сигарет. Олег уснул спокойно и крепко, только мозг продолжал осмысливать сюжеты похождений Христа.

Этой ночью в СИЗО спали не все, не спал смотрящий за учреждением, вор Беломор. Как только он получил информацию о новом пассажире, в его голове возникла идея, которую он по телефону обсуждал со своими товарищами на воле. Идея превратилась в план, и Беломор, возбужденно подпрыгивая, маялся в своей камере, ожидая утра.

Утром перед завтраком Валера тихо шепнул Волкову:

— Конец тебе, профессор. Малява пришла, пишут, ты по шерстяному идешь. Думай! Придется отвечать.

4

— Не понял, — сразу встревожился Волков. — О чем ты? Откуда пришла, куда «идешь»?

— По дороге пришла, — поспешно отходя, ответил Валера и пересел за стол.

— Разочарований?

— Профессор, — подал голос один из представителей правящего угла. — Очнулся? Хорош читать, поди сюда. Не садись. Вопрос у братвы есть.

Волкова действительно словно вырвали из дремоты. За прошедшие вечер и ночь он совсем расслабился, погруженный в свои мысли. Никто его не трогал, наоборот, Валера вчера всячески опекал его и помогал. «Не так тут и ужасно, как я слышал, везде люди живут», — сделал он оптимистичное заключение. Странное предупреждение и вызов к смотрящему за хатой смутили его, но не напугали. Он по-прежнему твердо верил в хороший исход благодаря вновь обретенной религии.

Высокий, тощий, неопрятный, он встал перед завешенной койкой. Занавес распахнулся, вернее занавеска отодвинулась, Кубик, как солист, предстал на сцене, то есть сел на кровати и вставил босые ноги в растоптанные грязные кроссовки.

— Профессор, — вкрадчиво произнес зек. — У тебя сто пятая?

— Сто пятая, — подтвердил Волков. — И тридцать третья еще.

— Молодец! Сто пятая, часть «к»?

— По-моему, да. Там много частей, я не запомнил еще все.

— Надо помнить, когда в хату заходишь, а то непонятки могут быть. Тебя же спросили, ты ответил и скрыл от коллектива. Эта буковка — изнасилование, а ты молчишь. Пацанов зашкварить хочешь? Насильники должны обитать в петушином углу. Таков порядок, — Кубик говорил медленно и важно, изображая из себя дона Корлеоне. Роль ему нравилась, но необходимость что-то решать напрягала. — Это серьезный косяк. Что скажешь?

— Я не запоминал буквы, потому что не виноват. Меня подставили, это правда, и я докажу в суде свою невиновность. Не было ни убийства, ни тем более изнасилования. Жена моего единственного друга! Можете вы понять? Или вы такие же, как менты, лишь бы дело закрыть?

— За базаром следи, баклан! — гневно вскрикнул помощник смотрящего, доходяга в наколках на пальцах. — Не усугубляй, ответить нечем будем. Попридержи ботало.

Плотно сидящие на кроватях, за столом и на полу бандерлоги громко загалдели, выражая общее недовольство Волковым. Атмосфера напиталась агрессией, повисла угроза расправы.