Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

Хррясь! — лопнула скорлупа ореха.

— Насчет чего? — Мэтью принялся доедать яичницу. Как старик это делает? И даже следа на лбу не остается. Будто череп чугунный, а кожа дубленая.

— Насчет создания темной тучи, чтобы под ней спрятаться. Я думаю, дело в том, что ей нравится быть свободной, и свободу эту она не хочет отдавать никому. В частности, мужу, хотя она уже была близко к алтарю с тем молодым человеком, который покрылся нарывами. И я думаю, она не хочет страдать. Ведь это же может послужить причиной создания черной тучи?

— Может, — согласился Мэтью.

— Ты знаешь, — сказал Григсби, не переставая жевать, — у тебя очень противная манера притворяться, что ты не слушаешь, а на самом деле ни единого слова не пропускать. Это просто бесит.

— Правда? Извини, если так.

— Так вот, я не хочу, чтобы она страдала, — продолжал Григсби. — Ты понимаешь, о чем я. Берри не очень интересуется одеждой и тем, что модно и что нет, ей плевать на последние выдумки французских куаферов и новые танцы, которые полностью занимают ум почти всех девчонок ее возраста в этом городе.

— По крайней мере незамужних, — согласился Мэтью.

— Да, и это поднимает еще один вопрос. — Третий орех был взят из тарелки, расколот об лоб и съеден. — Здешним молодым людям нельзя верить. У тебя бы волосы на голове встали дыбом, расскажи я тебе кое-что из того, что устраивают субботними вечерами молодые джентльмены с девчонками!

— А слышал ты это от вдовы Шервин, я полагаю?

— От нее и от других тоже. Эти молодые люди — как голодные волки, готовые разорвать и сожрать любой кусок невинности, что попадется им на глаза. Что-то такое тут, наверное, в местной воде.

— Слова заботливого деда. — Мэтью отсалютовал ему чашкой.

Григсби оперся спиной на спинку стула, сдвинул очки на лоб и потер переносицу.

— Я-то… Знаешь, когда я снова увидел Берри… я просто вернулся назад. Она так напоминает мне Дебору: эти рыжие волосы, свежее лицо, эта цветущая молодость. Да и я в молодости не был такой смешной и уродливый, даже хорошенькие девушки на меня внимания обращали. Ну, и печатня моего отца отлично процветала и мы жили в хорошем доме — это тоже во вред не было. Но я тогда не был таким вот сухопутным крабом, как ты видишь, Мэтью, далеко нет. Знаешь, говорят, что у человека уши, нос и ноги растут всю жизнь. В моем случае очень даже верно. К сожалению только, другие части тела становятся меньше. Да не смотри ты на меня так!

— Я не смотрю, — сказал Мэтью.

— Штука вот в чем. — Григсби надел очки на нос, на секунду зажмурился и посмотрел на гостя прямо. — Я бы хотел, чтобы ты в эту молочную на время переехал и мог присматривать за Берри. Держать ее подальше от греха и тех молодых гадов, что я говорил. Ты же знаешь этих юнцов с Голден-хилл, что шляются по тавернам и заканчивают вечер на подушках у Полли Блоссом.

— Знаю, — сказал Мэтью, хотя для него это было новостью.

— Мне за ней не угнаться. И она не захочет, чтобы я таскался за ней. Так что я подумал, что ты мог бы ее познакомить с кем-нибудь из ее сверстников. Вымостить, так сказать, ей путь.

Мэтью ответил не сразу, потому что постигал эту фразу — «Я бы хотел, чтобы ты в эту молочную на время переехал».

— Если ты еще не заметил, — сказал он наконец, — я не в самом центре общественной жизни. И пока еще я не слышал, чтобы клерков приглашали вступать в «Молодые нью-йоркцы», в «Светский лоск» или «Кавалеры». — Он назвал три общественных клуба, где круглый год устраивались танцы и вечеринки. — Я не любитель шумных сборищ и так называемого веселья.

— Я знаю. Ты человек серьезный и ответственный, и вот почему я тебя прошу быть для Берри примером.

— Ты хотел сказать «сторожем».

— Вы могли бы кое-чему другу у друга научиться, — предложил Григсби, шевельнув бровью. — Она — быть более ответственной, а ты более… оживленным.