Шахта - Антти Туомайнен (2016)

По лицу Паулины было видно, что что-то стряслось, еще что-то, кроме того, что я отсутствовал ночью, не предупредив. На кухне пахло только что приготовленным ризотто. В принципе все на своих местах: папа, мама, дочь, теплая печь, вкусно пахнет. Уселся рядом с Эллой напротив Паулины и начал ждать еды.

– Как прошел день? – спросил я.

Паулина ничего не ответила. Положил немного салату к ризотто, налил воды в стакан. И когда я уже взялся за вилку и был готов отправить первую порцию в рот, Паулина взяла что-то с соседнего стула и придвинула ко мне. Конверт. Адресовано нам обоим. Имя Паулины написано первым. Посмотрел на Эллу – она сосредоточилась на еде. Паулина спросила, не хочет ли та добавки. Элла что-то ответила, не разобрал что. Положил вилку на тарелку, взял конверт, открыл его.

Две машинописные страницы. Письмо и рисунок. На рисунке была изображена семья – мужчина, женщина и ребенок, раздетые и изнасилованные. Мужчине было приделано мое лицо. Письмо было кратким и емким: если не прекращу, то неприятности, подобные этим, ждут меня и мою семью, особенно семью.

Убрал листки в конверт и положил его на стол. Доели ужин. Элла была счастлива в своем детском неведении.

12

Он пришел раньше условленного. В очередной раз. В кафе было два зала, первый – плюшки, пирожные и касса, во второй нужно было пройти через низкую дверь. Он был похож на старинный салон с кожаными креслами и витиеватыми изгибами люстр. Он сел за второй столик от окна спиной к стене и начал смотреть в окно на непрекращающийся снегопад, смягчавший жесткость бетона и стали, скрывавший грани мира.

Он сказал молодому официанту, что сделает заказ до того, как его… (попытался скрыть неловкость) как подойдет человек, которого он ждет. В ответ тот только улыбнулся. Он начал смотреть в окно. Сердце стучало. Он явно был не в себе. Нелепые слова, сомнения – небольшие вещи, в общем-то, но он знал, что всякая трещина поначалу всегда незаметна.

– Здравствуй, Эмиль.

Он поднялся, и внутренняя шаткость опять дала о себе знать: уверенности не было – следует ли обняться, поцеловаться или же просто пожать вежливо друг другу руку. Было ясно, что никто из них не знал, что нужно делать. Результат был смесью и того и другого: в теплом воздухе кафе раздались сухие поцелуи, руки осторожно приобняли другого за плечо, а рукопожатие было таким коротким, что ладони ощутили его, уже разъединившись.

Они сделали заказ. Леэна – кофе, он – чай, булочки-витушки – обоим.

– Вспомнил сегодня о том летнем дне в парке Сибелиуса. Ты мне читала.

Быстрая улыбка на ее губах. Вспомнила, пожалуй, и ее глаза, они всегда говорили больше, чем ее рот. Но что они говорили, этого Эмиль не мог понять – ни тогда, ни сейчас.

– Вспомнилось сегодня, когда обедали с Янне.

– Мило.

Эмиль пытался определить, что было в этом слове – ненависть ли, обида ли, равнодушие ли, но ничего особенного для себя не различил.

– Собственно, я ничуть не удивилась нашей встрече тогда, – добавила Леэна.

– Случайно…

– Я не имею в виду тот момент и то место. Имею в виду, что уже прошло достаточно времени, и всему свое время.

– Согласен.

– Ощутила это некоторое время назад вполне конкретным образом, когда получила пенсионный расчет. Есть такой документ, где перечислена вся твоя трудовая биография, выплаченные зарплаты и начисления.

– В курсе, – ответил Эмиль максимально правдоподобно. Он знал, что такие бумажки существуют, но ему просто никогда не приходилось такого видеть.

– Я даже села, чтобы не согнуться под весом того документа. Фигурально выражаясь.

– Ага.