Если можешь – прости - Анна Дубчак (2016)

– Ты? Один? – удивилась Виолетта. – А вдруг там засада?

– Виолетта, ну какая там засада? Видишь же, что там никого нет. Я открою ключом дверь, войду, прислушаюсь… Если услышу голоса, пойду на них, глядишь, увижу картежников…

Таисия видела, что Виолетта заколебалась.

– Хорошо, иди, – наконец сказала она. – Только, пожалуйста, будь осторожен. Фонарик взял? Да, вот еще что – возьми бахилы, перчатки, наденешь сразу три, на всякий случай…

Таисия улыбнулась – так вот зачем Виолетта накупила в аптеке два десятка бахил да перчаток, надеется с их помощью двигаться по ресторану, не оставляя следов.

– Да, взял.

– А пистолет?

– Ну уж нет… Я же только на разведку.

Петр вышел из машины и отправился к особняку. Уличный фонарь освещал стену дома, его свет отражался в его окнах, обрамленных белыми лепными украшениями, и зернистыми блестками лежал на мокром тротуаре.

– Мне так страшно за него, – сказала Виолетта, тяжело вздыхая. – Наверное, я полная дура, раз все это затеяла. Но я же хотела, как лучше… – словно оправдывалась она.

– Виолетта, дорогая, уж кто-кто, а ты-то меньше всего должна чувствовать себя виноватой. Ведь все, что ты делаешь, может, и неуклюже, но от чистого сердца и ради нас. Ты думаешь, что никто из нас этого не понимает? Другое дело, что в случае трагического исхода все мы, в душе, втайне, будем считать виновной именно тебя. Ты понимаешь, о чем я? О природе человека. О природе людей, не самых идеальных, обыкновенных, как мы с Леной, Таней, а про Мишу я вообще молчу. Мне, честно говоря, даже стыдно, что он так себя повел. Я-то знала его совершенно с другой стороны, воспринимала его, как хорошего ресторатора и талантливого музыканта, администратора. Да что там, ты и сама все видишь. Он трус. И не думаю, что у нас с ним что-нибудь получится.

– Не торопись с выводами. Это наш Петя оказался таким храбрым, что пошел сейчас сам в ресторан, мы не знаем, как повели бы себя в его ситуации другие мужчины, даже, на наш взгляд, самые достойные. Мужчины сейчас постепенно превращаются в женщин, мажут лицо кремом, делают маникюр, носят драгоценности, я не удивлюсь, если у них трусы в кружевах…

Петя между тем завернул за угол, и вскоре внутри дома, за стеклами окон заметался нервный тонкий лучик электрического света.

– Смотри, как шарит фонариком, – прошептала Виолетта, – словно там никого нет…

– Он идет по коридору в сторону кабинета, – едва дыша, проговорила Тая, не отрывая взгляда от движущегося луча фонарика. – И его действительно никто не останавливает, никто не включает свет… Странно, я ничего не понимаю…

– А тихо-то как… Господи, помоги… Только бы не раздалось выстрелов! – воскликнула, захлебываясь воздухом, Виолетта. – Господи, Господи…

Она перекрестилась. И в эту секунду луч замер, опустился, словно уткнувшись в пол, и медленно заскользил по полу, затем поднялся по красным занавескам.

– В кабинете никого нет, мы опоздали, – сказала Таисия. – Быть не может, чтобы Иванов изменил своей привычке и покинул ресторан, разве что он его продал… Говорю же, мы опоздали…

Петя, освещая себе путь, между тем двигался уже в обратном направлении, бежал к выходу. Белые бахилы мелькали, словно смазанные фосфоресцирующей смесью.

Он буквально вылетел из-за угла дома и уже бежал к машине. Лица его не было видно, но когда он приблизился, Таисия увидела маску животного страха вместо лица Петра.

Он нырнул в машину, предварительно стянув с ботинок бахилы и сунув их в карман, шумно выдохнул воздух и закрыл руками лицо.

– Там никого нет. Я имею в виду в живых.

Виолетта широко улыбнулась, хлопнула Петра по плечу.

– Уф ты, напугал!

Петя не успел ничего ответить, как к ресторану с шумом подъехал черный лоснящийся блестящими боками «Гелендваген». Вышедший оттуда мужчина, сначала порывисто двинувшийся к крыльцу, вдруг притормозил, вглядываясь в темные окна.