Тебе желаю счастья - Олли Ро (2021)

Наконец, незнакомая женщина отмерла и слова, слетевшие с ее губ, даже у меня выбили почву из-под ног.

— Здравствуй, дочка…

Глава 25

Я помню, как впервые увидел Стрекозу. Этот момент очень отчетливо прописался в памяти, ведь до нее младенцы на моем недолгом жизненном пути не попадались. Она была до ужаса маленькая, желтая, с темным пухом на макушке, костлявыми пальчиками и сморщенными пяточками.

К Марии Афанасьевне приехала дочь Ирина. Еще в институте она вышла замуж за преподавателя, а после выпуска укатила с ним в неведомые дали проводить невероятные геологические исследования для его научной диссертации. Ирина была на сносях. Примерно через неделю она родила девочку, а еще через пару дней вновь укатила к мужу.

Молодая женщина убедила мать, что покидает дочь ненадолго, всего на год. Они с мужем закончат важный проект, получат отличную должность и заберут малышку к себе.

У младенца с первых дней развилась сильная желтушка, поэтому ее выписали не сразу. За это время Мария Афанасьевна оформила необходимые документы по опеке. Не обошлось и без помощи Калининых. Помимо положительной характеристики учительнице требовался соответствующий уровень дохода. Тут посодействовал отец. На имя Марии Афанасьевны был открыт вклад, проценты по которому выводили уровень дохода женщины на должный уровень.

Мария Афанасьевна была безмерно благодарна такой помощи, но, насколько я знаю, деньгами никогда не пользовалась и вернула все до копейки вместе с накопившимися процентами. По этому поводу не раз разгорались споры между подругами, но учительница оставалась непреклонна.

Так на плечи Марии Афанасьевны легла забота о воспитании внучки, пока ее родители преодолевают ступени, продвигаясь вверх по карьерной лестнице.

Однако, ни Ирина, ни Сергей так и не вернулись за Стрекозой ни через год, ни через пять.

Двадцать лет им понадобилось для того, чтобы вновь увидеть собственного ребенка.

И я вдруг очень испугался за Февронию. Как это должно быть волнительно, тревожно, долгожданно и … больно, наконец, с ними увидеться. Ведь наверняка девчонка представляла себе эту встречу миллионы раз.

Когда задувала свечи на очередном именинном торте.

Когда слушала бой курантов в новогоднюю ночь.

Когда смотрела на падающие с августовского неба звезды.

Когда болела.

Когда добивалась каких-либо успехов.

Когда ее обижали.

Когда она влюблялась.

Когда первого сентября шагала в новый класс, глядя на счастливые улыбающиеся лица одноклассников и их родителей.

Когда звенел ее последний звонок, возвещающий об окончании детства.

И сотни тысяч других раз.

Рука машинально легла на хрупкое плечико, притягивая девичью фигурку к себе. Мне хотелось защитить ее от обрушающейся на голову лавины боли, укрыть, спасти, дать почувствовать опору и поддержку, ведь счастливый вид Марии Афанасьевны, с затаенной надеждой глядящей то на внучку, то на дочку, сейчас говорил о том, что бабуля уже все им простила. А мне до безумия хотелось запретить этим людям так открыто и бесстыдно смотреть на Стрекозу, запретить этой женщине называть ее дочкой. Нет у нее такого права и быть не может.

Даже кузнечики замолчали в ожидании реакции Февронии. Семь пар глаз острыми кинжалами впились в малышку, и я почувствовал, как напряглось ее хрупкое тело. Мысленно приготовился к тому, что секунд через пятнадцать мы, хлопнув шумно дверцами, заберемся в автомобиль и помчим назад в город.

Но Стрекоза удивила.

Она явно была не настроена бежать.

Тряхнув плечиком, сбрасывая мою тяжелую руку, она совершенно равнодушным и невозмутимым тоном, будто видела абсолютно посторонних и незнакомых ей людей, ответила.

— Салют.