Среди тысячи слов - Эмма Скотт (2020)

– Вы не можете просто арестовать его или привести на допрос? Он обесчестил ее в моей…

– Прекрати это говорить, – закричала я с дивана. – Он не сделал мне больно. Никогда не делал.

Андервуд поднял руку ладонью ко мне.

– Вам нужно успокоиться.

– Технически это не изнасилование, сэр, – сказал Мерфи.

– Но ему девятнадцать. Ей только семнадцать.

Я смотрела, как эти люди, стоя надо мной, обсуждали меня, словно меня там не было. Я была там. И все же нет. Я находилась между сном и явью. Сходила с ума, потому что все было предельно понятно.

– По закону в Индиане допустимый возраст согласия – шестнадцать, – сказал Мерфи. – Но, если хотите, чтобы он ответил на пару вопросов, мы можем это устроить. Все еще ведется расследование о том, что произошло на заправке, и его фамилия не впервые оказывается в центре внимания.

Я не могла ни говорить, ни дышать, пока разворачивался другой сценарий. Айзека могут арестовать для допроса. Приведут в участок в наручниках. Сексуальное насилие добавится к списку преступлений, которые он никогда не совершал. Финальный акт в трагической истории его жизни. Истории, которой он никогда не желал.

– Нет, – сказала я, поднимаясь на ноги. Или попыталась. Колени подогнулись, и я села на ковер у папиных ног. – Ты не можешь так поступить. Пожалуйста, послушай меня. Я не… я больше с ним не увижусь. Обещаю. Он уезжает из города. Агенты по поиску талантов приедут посмотреть на его игру в «Гамлете». Он уезжает из Хармони. Пожалуйста, папа. Ему нужен этот спектакль. Не забирай его. Я обещаю, что больше с ним не увижусь.

Полицейские обменялись взглядами.

– Сэр?

– Папа, умоляю тебя.

Наступила тишина. Желваки отца ходили ходуном, пока он раздумывал.

– Спасибо вам, офицеры, – наконец сказал он, пристально глядя на меня. – Думаю, мы взяли все под контроль. Однако я оставляю за собой право передумать и отправить его в участок. Если я узнаю, что все еще хуже, чем утверждает моя дочь. Реджина?

Мама вырвалась из задумчивого состояния и поднялась, затянув шелковый пояс халата. Словно хозяйка худшей в мире вечеринки, она повела полицейских в прихожую.

– Спасибо большое, что приехали.

Я сидела на полу у ног отца. Волосы упали на плечи неаккуратными прядями, слезы высыхали на щеках.

– Он уезжает из города?

– Да, – прошептала я.

– Хотя его отец в больнице?

– Потому что его отец в больнице, – ответила я, глядя на ковер. – Айзеку нужны деньги, чтобы помочь отцу. А теперь еще больше, чем раньше.

– Он будет зарабатывать на жизнь актерством? – папа выплюнул слово, словно мусор. – Он и десять миллионов других? Все так просто?

– Ты мог бы помочь ему, – сказала я, поднимая голову.

– Зачем я стану это делать?

– Ради меня.

– После того, как вы вдвоем проявляли неуважение ко мне и моему авторитету бог знает сколько времени? Назови хоть одну причину.

Я назвала самую худшую причину. То, что, я надеялась, смягчит сердце отца и спасет Айзека и меня. Вместо этого я разрушила нас тремя словами.

– Я люблю его.

Мама только вернулась из прихожей. Она замерла, услышав мои слова, а затем схватилась за спинку стула. Она закрыла глаза и, щелкнув зубами, и рот.

Когда до отца дошел смысл моих слов, краска отлила от его лица. Дело было больше не в сексе. Не простом романе с местным плохим парнем. Безрассудной связи, которая закончится через несколько месяцев. Это была любовь. Это было будущее. Айзек останется в моей жизни, и отцу придется мириться с тем, кого считает недостойным имени Холлоуэй.

– Нет, не любишь, – сказал он, четко проговаривая слова. – Последние девять месяцев я смотрел, как ты ломаешь свою жизнь. Ты упустила все шансы поступить в достойный колледж, будучи на пути к Лиге плюща. Я не стану стоять и смотреть, как ты портишь остаток своего будущего с этим отребьем.

– Папа, перестань, – заплакала я. Сердце разбивалось в моей груди.