Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

– Как кто? Путилов, владелец завода и глава всего военно-промышленного синдиката. Я уговорил господина полковника съездить к большому человеку. Алексей Иванович сказал: «Миловидов – представитель концерна “Шнейдер-Крезо”, поставляющего мне снарядные трубки. Его задержание нанесет удар по моим отношениям с французами, не говоря уж о том, что Миловидов руководит ответственными испытаниями. Вы что, хотите сорвать правительственную программу перевооружения, которая и так трещит по швам? Если у вас нет твердых доказательств преступления, а одни только подозрения, даже не вздумайте отрывать Миловидова от работы». И полковник строго-настрого запретил мне что-либо предпринимать. Увы.

– Надо было рассказать начальнику всю правду. Про то, что дело закончится всеобщей забастовкой! Неужели вы этого не сделали?

– Понимаете, вначале я про это говорить не стал, – промямлил ротмистр, – а потом это было бы уже странно. В общем, следить за Миловидовым я готов, но соваться к нему не буду.

Я вышел весь клокоча.

Нынче ведь была уже пятница!

На миг вообразил, что это моя Ленуся, мой невинный ангел, находится в смертельной опасности. И почувствовал, что не могу сидеть сложа руки. Я должен действовать.

Первое что я сделал – подсоединил свой «эриксон» к ближайшему телефонному столбу и попробовал разыскать действительного статского советника Воронина. Но в официальном кабинете мне сказали, что он отсутствует, а в Апраксине переулке вообще не сняли трубку. Должно быть, его превосходительство вместе со своим секретарем где-то разъезжали по государственным делам.

Тогда я решил отправиться к начальнику Охранного отделения и обрисовать ему всю картину подлой миловидовской махинации, чреватой серьезными последствиями для общественного спокойствия.

Однако черт знает, в каком направлении заработает мысль у руководителя этого весьма непрямодушного учреждения. Жизнь шестилетней девочки вряд ли будет играть важную роль в этих умопостроениях. Вполне может оказаться, что из каких-нибудь высокогосударственных соображений этаким пустяком можно и поступиться. Такие люди привыкли считать жизни исключительно на тысячи и миллионы. Россия – не крошечное княжество Монако, где пекутся о слезе ребенка.

Видок, чувствуя мое смятение, оскалил зубы и сердито зарычал: прекрати скулить и дрожать коленкой, делай что-нибудь, я с тобой!

И ко мне пришло решение, простое и ясное.

Вот что надобно сделать: оскалить зубы и зарычать.

Я отправлюсь к Миловидову и выложу все карты на стол. Я не служу в Охранном, на их секретные инструкции и великого человека Путилова, равно как и на программу перевооружения, мне плевать.

Пусть Миловидов знает, что его участие в похищении и весь сатанинский план известны полиции. Пусть знает и о том, что девочка тяжело больна, что без инъекций она в любой момент может умереть. Я скажу, что на спичечную фабрику будут введены усиленные наряды, которые не дадут забастовке даже начаться – устроить это вполне в моих силах. Так что удерживать ребенка бессмысленно. Если же, не дай бог, с малюткой что-то случится, социал-демократическая партия станет объектом всеобщей ненависти.

Прямой путь – самый короткий, думал я, показывая на проходной свое удостоверение.

– Собака полицейская, она со мной, – кинул я вахтерам, пытавшимся не пустить Видока.

Мне объяснили, как найти инженера Миловидова. Поднявшись на третий этаж дирекции, где находились представительства иностранных партнеров, я остановился перед сияющей табличкой «Schneider-Creusot», прошептал мою молитву «Господи, помоги мне, грешному, спасти этого ребенка».

Толкнул дверь. Без предупреждения вошел. Сзади постукивал когтями по паркету Видок.

XII