Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

– Не серчай, Иван Михеич, мирком да ладком оно всегда лучше.

Коренастый бородач, потоптавшись, последовал за ними.

– Как же ты, Клычков, с ними стакнулся, а? – горько молвила Хвощова брюнету. – Совесть у тебя есть? Ведь каждый месяц получаешь сколько уговорено.

– Алевтина Романовна, нельзя мне было поперек всех идти! – взволнованно щипая усишки, стал оправдываться брюнет. – Не то переизберут меня, и дело с концом. Головня большую силу взял!

Я наблюдал за этой сценой с интересом. Так вот какова закулиса взаимоотношений капитала с наемной рабочей силой!

То, что властная Алевтина Романовна, в отличие от большинства фабрикантов, позволяет рабочим выбирать комитет, теперь объяснилось. Гораздо удобнее решать конфликты не с возбужденной толпой, а с несколькими людьми. Особенно, если кто-то из них у тебя в кармане.

– Ладно. С тобой мы потом договоримся. Выйди через ту дверь во двор. Объяви рабочим, что переговоры идут и что ты для своих фосфорных уже выбил из меня наценку… По десяти копеек за кубосажень. Ступай.

В кабинет вернулся Лихоносов.

– Не сбегут? – спросила Хвощова.

– У моих ребят навряд ли. Которого запускать?

– Следующим – Смирнова, но пусть пока помаринуется. С Головней разговаривать бессмысленно. Мое терпение закончилось. Он как мозоль. Пришло время ее срезать.

Лихоносов кивнул:

– И я того же мнения. По какой степени прикажете? Первой мало будет. Тут нужна вторая или даже третья.

– Потом обсудим, – ответила Алевтина Романовна, оглянувшись на меня. – А сейчас вот что. Пока твои этих двоих здесь держат, пойду-ка я по цехам пройду, с рабочими потолкую. Ты со мной не ходи. Не хватало еще, чтобы они думали, будто Хвощова их боится. А вы, – это уже мне, – от аппарата не отходите. Если что – сразу за мной. Всё брошу, прибегу.

Когда мы остались вдвоем, Лихоносов щелкнул каблуками:

– Здравия желаю, ваше высокородие.

Выходит, все-таки узнал.

– Вы тоже к нам по забастовочному делу? Вроде оно не по вашей части? Или на повышение пошли?

– Нет, тут… другое, – ответил я. – Ты-то как тут оказался? В чем твоя служба?

Он охотно стал объяснять.

– Служба у меня очень хорошая. Алевтина Романовна позвала начальником «Заста», это «Заводская стража». Подобрал ребят, тоже из полиции, молодец к молодцу. Мы называемся «заступники». Рабочая сволочь – как стадо овец. Без овчарок может взбелениться, всё вокруг вытоптать. Хвощова – великая женщина. Вот кому министром быть. Кого надо погладит, кого надо – под нож пустит. У нее никогда фабрика не встанет, хоть весь Питер забастуй. Нипочем она этого не допустит.

– «Под нож» – это, надеюсь, в фигуральном смысле? – строго спросил я. – Что за степени, про которые вы говорили?

Лихоносов нахально улыбнулся.

– Вы, Василий Иванович, лучше не спрашивайте. Я вам отвечать не обязанный. Может, я и не статский советник, но жалованье побольше вашего получаю.

Сказал с торжеством, с вызовом. Вероятно, отставному унтеру было приятно, что он может этакое заявить прежнему начальнику, поглядеть на него свысока.

Да вскрикнул:

– Ой!

Это бесшумно подошел Видок, взял наглеца зубами за штанину. Не любил, когда с хозяином невежливо разговаривают.

Алевтина Романовна вернулась нескоро. Вошла довольная, победительная, но посмотрела на меня, и лицо померкло.

– Ничего?

Я покачал головой.

– Господи, – пробормотала она. – Всё бы отдала, ничего не пожалела, только бы вернуть Дашеньку… Почему, почему я не приставила к ней «заступников»? Никогда себе не прощу, если… Нет! Раскисать нельзя. Нужно держать себя в руках. Сейчас буду разговаривать с директором. Вы с ротмистром связывались?

– Да. У него тоже ничего, – ответил я, но в голове у меня поселилась некая мысль, требовавшая обдумывания.

XI

Окончательно она созрела на следующее утро.