Ведьмин вяз - Тана Френч (2020)

– Толку от твоих разговоров? Я хотел, чтобы ты позвал Шона, вы вдвоем выбили Доминику все зубы и сказали, что если он еще хоть раз посмеет ко мне подойти, ты ему башку оторвешь и в жопу засунешь. Но ты сказал – да еще так рассудительно, – нет, так мы ничего не добьемся. Дескать, ты же не можешь все время меня караулить, а если ты изобьешь Доминика, он обязательно мне отомстит. И еще ты сказал: научись уже сам разбираться со своими проблемами.

Вот оно, наконец-то. В голосе Леона звучала такая явная, такая жгучая обида, словно все это было вчера.

– Ну, в чем-то я был прав. – Сердце колотилось – то ли от признания Леона, то ли от травки, и о чем я только думал, когда курил, для такого разговора нужна ясная голова. – Разве нет?

– Нет. Это хорошо лишь на словах… Ты поговорил с Домиником, и стало еще хуже. А я ведь тебя предупреждал. Потому что после этого он издевался надо мной уже не походя, как раньше, – ну там дать по башке дверью шкафчика, как всем, кто слабее его, – нет, он стал за мной охотиться. Ведь теперь он знал, что со мной можно делать что угодно и ничего ему за это не будет, разве что ты снова с ним поговоришь: если тебе не трудно, будь повежливее с моим братом, спасибо-пожалуйста.

Леон часто дышал, ноздри его раздувались.

– Господи, – сказал я, – прости меня, пожалуйста. Но ведь это было лет пятнадцать назад, может, пора уже и забыть?

Леон, разумеется, уцепился за мои слова. Откинулся на стену и протянул:

– Ну ты и мудак. Доминик надо мной измывался. Годами. Все это время мне хотелось покончить с собой. Тебе один-единственный раз дали по башке, и ты уже ноешь: ах, как мне плохо. А представь, когда тебя избивают изо дня в день. Я не знаю, – тут я хотел что-то сказать, но Леон повысил голос, – и никогда не узнаю, каким бы я вырос, если бы ты тогда меня защитил. Так что нечего, – он в ярости откинул челку, – нечего тут свистеть, будто ты никогда бы не обидел никого из близких.

Мелисса все сильнее дергала прядь волос, туго накручивала ее на палец. Я понимал, что происходящее причиняет ей боль, и уже жалел, что завел при ней этот разговор, но ничего не попишешь; она поймет, когда я принесу ей блестящие ответы…

– Но… господи. Я не знал, что все настолько плохо. Я не умею читать мысли. Почему ты ничего мне не сказал? Если бы я знал, что он так над тобой издевается, я бы…

– Ты бы взбесился, – перебила Сюзанна. – И принял меры.

– Именно. Но я не знал.

Я обернулся к ней, но на лице ее застыло странное выражение, я не мог его прочитать, мешали тени и темнота, сплетенная с лившимся из стеклянных дверей желтым светом.

– Точно? – спросила она.

– Что? Конечно.

– Потому что я думала… то есть Фэй мне сказала…

Она осеклась.

– Фэй? – удивился я. – И что тебе сказала Фэй?

– Да ничего особенного. Что ты тем летом вроде как злился на Доминика.

– Да не… – И когда это Сюзанна успела пообщаться с Фэй, да и с какой стати? – Не злился я на него. – Она не ответила, и я спросил: – Ты сказала об этом Рафферти? Нафига, Сью?

– Не говорила я ему ничего. Он и так уже знал.

– Тогда, – помолчав, сказал я, – думаю, нам всем ясно, кто это сделал.

Леон вскинул голову:

– Что? Ты хочешь сказать, что это был я? Да я бы никогда…

– Ты, кто же еще. Я об этом и говорю. – На самом деле я уже сам не понимал, о чем говорю, я словно очутился в ночном кошмаре, когда плывешь под водой сквозь водоросли и не видишь куда и выбраться тоже не можешь, обычное дело под кайфом. – А вот я, раз уж ты наконец рассказал мне, что Доминик над тобой издевался, я бы никогда не сообщил об этом Рафферти. В отличие от тебя, не стал бы подставлять брата. Но ты, ты винишь меня во всем, что было в твоей жизни, и ты сам только что дал нам понять, Леон, ты сам только что признался, что не задумываясь готов ради своего удобства пожертвовать самым близким и любимым человеком…