Ведьмин вяз - Тана Френч (2020)

Какая-то правда в этом была, пусть и путаная, с большой натяжкой. Адвокат натаскивал меня на эту версию методично, безжалостно – так строгий учитель старой школы вдалбливает латинские склонения отстающему ученику. Сперва я наотрез отказался давать показания в суде. Не только и не столько из-за того, о чем говорил Рафферти, мол, если дойдет до суда, вам крышка. Все было гораздо проще. Испортить мое и без того паршивое настроение могло очень немногое, и необходимость в мельчайших подробностях расписывать всю эту хрень перед родными, друзьями, Мелиссой, разномастными журналистами и целым светом значилась в списке первым пунктом.

Но адвокат талдычил, что это единственный мой шанс избежать обвинения в преднамеренном убийстве, а следовательно, и пожизненного заключения, и в конце концов я сдался. Я думаю – или мне просто хочется так думать, – что ради родителей. Никак не мог отделаться от картины: мама входит в Дом с плющом – Тоби? Тоби, что с тобой? – из распахнутой в сад двери тянет холодом, на земле что-то лежит, ужас, головокружительный страх, когда она узнает Рафферти, бежит по пыльным комнатам и темным лестницам, кричит, осекается и видит меня, я же отчаянно стараюсь умереть прямо у нее на глазах, да вот никак не пересеку последнюю черту.

В общем, я поднялся на трибуну, оголился, вывернул душу наизнанку, сплясал перед всем светом. Я трясся и задыхался, когда мой адвокат шаг за шагом заставил меня описывать ограбление. Пробирался на ощупь сквозь мельчайшие подробности всех унизительных последствий (А что было, когда вы попытались в одиночку выйти на улицу? А когда компания, выпустившая вашу кредитную карту, спросила ваше второе имя, вы не смогли его вспомнить, верно? Ваше обвисшее веко – это же результат…). Я терялся, переспрашивал. Когда кто-то уронил записную книжку, я дернулся. Рассказывая о смерти Хьюго, я то и дело запинался, у меня заплетался язык; описывая драку с Рафферти, я запутался окончательно, так что адвокат попросил сделать перерыв. Я старался не смотреть на присяжных, оценивавших, идиот я или только прикидываюсь, на красивую большеглазую блондинку в первом ряду, которая не сводила с меня жалостливого взгляда. На перекрестном допросе прокурор насел было на меня, пытаясь доказать, что я притворяюсь, но быстро пошел на попятный, когда стало ясно, что я и правда на грани срыва.

Версия обвинения заключалась в том, что из-за смерти Хьюго я затаил на Рафферти злобу, и когда он пришел ко мне в поисках доказательств, которые утвердили бы за Хьюго дурную славу, я не выдержал и набросился на него. Какая-то доля истины в этом была, но присяжные, просовещавшись без малого три дня, предпочли версию моего адвоката. Ни у кого не возникло сомнений, что я не в своем уме. Я же усмехнулся про себя: как раз то, что, по мнению Рафферти, должно было меня погубить, – заплетающийся язык, нервное поведение, взгляд в пустоту, неспособность сосредоточиться – в конечном счете меня спасло. Вердикт (одиннадцать к одному: был среди присяжных какой-то бритый налысо здоровяк, буравивший меня усталым недоверчивым взглядом): непредумышленное убийство по причине ограниченной вменяемости.