Один за другим - Рут Уэйр (2022)

Дыхание становится прерывистым, я невольно поскуливаю и всхлипываю, хотя надо соблюдать тишину, — но вкручиваю ступню в ботинок. Кости протестующе скрипят, пластмассовая скорлупа ботинка сдавливает распухшую плоть. Я должна это сделать. Должна.

Ани. Ани. Ани.

Хрусть! — и нога проскальзывает на место. Я вся взмокла, над верхней губой выступили капли холодного пота, меня трясет… Зато нога в ботинке. И, о чудо, боль вполне терпимая, голенище ботинка жесткое, поэтому вес тела приходится скорее на голень. Я туго затягиваю клипсы и молю о том, чтобы такой фиксации сустава хватило для спуска в деревню. Если я сломала кость, то меня ждет долгая хромота, — но лучше хромота, чем смерть.

Быстро надеваю второй ботинок, застегиваю.

И слышу шум на лестнице.

Сердце замирает. Это Лиз, она возвращается в гостиную.

Меня парализует. Я одета и обута… Можно ли выбраться через задние двери? Они выходят в сторону бассейна, а значит, заблокированы лавиной.

Двери открываются внутрь. По крайней мере… Да нет, внутрь. Я прижимаю пальцы к вискам, вспоминаю. Куда же? Если наружу, мне конец. Все же я уверена, что внутрь. Другой вопрос — сумею ли я прокопать снег?

Взгляд перескакивает на узкое окно над лыжными шкафчиками. По форме оно похоже на прорезь почтового ящика, и, хотя длинна у «прорези» вполне приличная, высота составляет дюймов двенадцать, даже меньше, если учитывать раму и петли. Ладно, лучшего варианта, пожалуй, не придумать.

Вздрагивая от каждого шума, я забираюсь на деревянную лавку и, перегнувшись через шкафчики, открываю окно. Лицо обжигает ледяным воздухом. Отверстие не заблокировано, на стекло просто налипли хлопья снега, поэтому оно казалось заметенным. Под окном большой сугроб, почти до верха шкафчиков. Хорошо, он смягчит падение.

Сначала я проталкиваю лыжи, одну за другой; они с глухим звуком втыкаются в мягкий снег. Затем палки. Натягиваю чьи-то варежки, хватаю с вешалки первый попавшийся шлем. Он оказывается впору. Слава богу, времени выбирать нет. Я залезаю на шкафчики и растягиваюсь плашмя. С минуту они опасно покачиваются.

От волнения меня мутит. Из глубины шале доносится удивленный вскрик, затем:

— Эрин?.. Эрин, ты где?

Лиз обнаружила мое исчезновение.

Выставляю из окна ноги. Падать на больную лодыжку страшновато, только нырять головой в снег тоже не вариант. Да, на мне шлем, и все же при падении я могу сломать шею или, если сугроб глубокий, застрять в вертикальной позе и задохнуться. Ногами вперед безопаснее.

Отверстие тесное, но я прохожу. Один ботинок, повернутый набок, — сначала здоровая нога. Затем второй. От ощущения тяжести ботинка на повисшей в воздухе больной лодыжке я тяжело вздыхаю. Ничего, выдержу.

Двери в раздевалку открываются.

Сперва я ничего не вижу, поскольку Лиз держит фонарь — телефон Эллиота, наверное, — и светит мне в лицо. Тем не менее я различаю в дверном проеме фигуру и узнаю ее раньше, чем она рывком кидается ко мне — звериным, не человечьим.

Лиз хватает меня за руки, дергает и царапает, ногти соскальзывают с толстой гладкой ткани. Я проталкиваю в узкое отверстие пятую точку, сила тяжести делает свое дело, влечет меня наружу. Но вдруг — сильный рывок, и я застреваю.

Что произошло?! Лиз закрыла окно? Схватила мой шлем? И тут до меня доходит.

Черт! Шлем не пролезает.

Я вишу на шее и уже начинаю задыхаться, ремешок шлема впивается в горло, я извиваюсь, точно рыба на крючке. Руки в варежках шарят по шее, отчаянно пытаются ослабить натяжение ремня. Ноги неистово молотят по мягкому снегу, ищут опору, чтобы облегчить давление на горло.

Ступня что-то нащупывает, теряет, вновь находит, всего на секунду, — но я успеваю расстегнуть шлем.

Падаю, ловя ртом воздух и чувствуя рвотные позывы, в кучу рыхлого снега и какие-то острые штуки, в которых лишь через минуту-другую узнаю собственные лыжи с палками.

Медлить некогда.