Переплет - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

У человека, бродящего по Нью-Йорку в розысках полисмена Малкэхи, работы невпроворот, как и у человека, разыскивающего Гаррити. Ну а уж тому, кто разыскивает обоих, скучать не приходится ни минутки. Мечась взад-вперед по городу и расспрашивая всех встречных стражей порядка, Сигсби исходил много миль. Регулировщик на Таймс-сквер подсказал, что рядом с Могилой Гранта стоит один Малкэхи, а несколько Гаррити обретаются на Колумбус-серкл и Ирвинг плейс. Малкэхи-у-могилы, выразив сожаление, порекомендовал навестить Малкэхи со 125-й стрит или — на выбор — еще одного на Третьей авеню и 16-й стрит. Гаррити на Колумбус-серкл с большой похвалой отозвался о Гаррити рядом с Баттери, а Гаррити на Ирвинг плейс ничуть не усомнился, что его кузен в Бронксе вполне отвечает цели розысков. Когда часы пробили пять, Уоддингтон пришел к однозначному заключению — если мир хочет стать лучше, чище, ему следует проредить несметные ряды Малкэхи и подправить их качество. В 5.30, вернувшись из Бронкса, он всей душой проголосовал бы за любую поправку к Конституции, пожелай Конгресс ее ввести, о полнейшем запрете всех Гаррити на территории США. А точнехонько в 6.00 вдруг проникся непоколебимой убежденностью, что имя разыскиваемого полисмена и вовсе Мэрфи.

В эту минуту Уоддингтон шагал по Мэдисон-сквер, только что обежав 14-ю стрит в поисках еще одного Малкэхи, но теперь им так глубоко завладела новая идея, что он просеменил к скамейке и, свалившись на нее, тяжело застонал. Момент был переломный; Уоддингтон решил бросить все и отправляться домой. У него болела голова, ныли ноги, онемел зад. Первый прекрасный, безоглядный порыв, с каким он бросился на поиски, засох на корню. Если и был человек в Нью-Йорке, абсолютно не способный расхаживать по городу в поисках Мэрфи, то человеком этим был Сигсби Уоддингтон. Кое-как доковыляв до вокзала Пенсильвания, он ближайшим поездом отправился домой — и вот он приближается к концу пути.

Дом показался ему каким-то слишком тихим; хотя, конечно, так и должно быть. Венчание состоялось уже давным-давно, счастливая пара отбыла на медовый месяц. Давным-давно ушел и последний гость, теперь под этой мирной крышей осталась только миссис Уоддингтон, наверняка оттачивающая разъяренные фразы в уединении будуара — то отбросит раскаленное прилагательное, заменяя его еще более ядовитым, только что всплывшим на ум; то решит, что словечко «червь» слишком уж ласково, и кинется разыскивать в словаре что-нибудь похлеще. Уоддингтон приостановился на крыльце, думая о том, не сбежать ли в поисках уединения в сарайчик для инструментов.

Возобладали намерения более мужественные. К тому же в сарайчике выпить нечего, а его страждущая душа буквально жаждала выпивки. Он переступил порог и резко подскочил, когда от телефона отделилась темная фигура.

— У-ух! — произнес он.

— Сэр? — вопросила фигура.

Ему стало легче — слава Богу, не жена! Это Феррис; а именно Феррис в данный момент ему и требовался, потому что только Феррис мог проворнее всех его напоить.

— Тш-ш! — прошипел Сигсби. — Есть тут кто?

— Сэр?

— Где миссис Уоддингтон?

— В будуаре, сэр.

На это Сигсби и рассчитывал.

— А в библиотеке кто-нибудь есть?

— Нет, сэр, никого.

— Тогда принесите туда выпивку, Феррис, и никому ни словечка!

— Слушаюсь, сэр.

С трудом волоча ноги, Уоддингтон доплелся до библиотеки и бросился на большой мягкий диван. Потекли блаженные, покойные минуты, а скоро послышалось музыкальное треньканье. Вошел Феррис с подносом.

— Вы не дали точных инструкций, сэр, — сказал дворецкий. — Поэтому, действуя по собственной инициативе, я принес вам виски с содовой.

Говорил он холодно, потому что не одобрял Уоддингтона. Но тот не мог анализировать оттенки его интонаций. Он схватился за графинчик, глаза его увлажнились благодарностью.

— Феррис, вы — молодец!

— Спасибо, сэр.