Переплет - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

— Мне надо тебе кое-что сказать.

— Ну так говори.

Берри посмотрел поверх нее на пруд.

— Я насчет этого типа.

— Какого типа?

— Приятеля Хоука.

— А что такое?

— Ты сказала, что я смелый.

— Конечно, смелый. Я такого никогда не видала.

— Ты видишь во мне героя.

— Конечно.

— Энн, — сказал Берри. — Я должен тебе сказать… Знаешь, что произошло, когда я вышел за дверь?

— Ты бросился на него и сбил с ног.

— Энн, я этого не делал. Когда я вышел, он лежал на земле, уткнувшись головой в лавровый куст.

— Что?

— Да.

— Но…

— Погоди, это еще не все. Ты помнишь мою домоправительницу, миссис Уисдом?

— Эту милую даму, которая рассказала мне про твои носки? Берри передернулся.

— Я никогда не надевал в постель носки, — горячо возразил он. — Она думает, что надеваю, но я не надеваю.

— Ну так что с миссис Уисдом?

— Сейчас скажу. Она обручилась с местным полицейским, по фамилии Финбоу.

— Ну и что?

— Они с Финбоу ходили в кино.

— Да?

— Она вернулась, — методично продолжал Берри, — и обнаружила у забора странного мужчину.

— И?

— Она решила, что это грабитель.

— И?

— И, — сказал Берри, — ударила его зонтиком по голове подставила подножку, а мне осталось только втащить его в дом. Теперь ты знаешь все.

Он умолк. Энн резво высунулась из машины и чмокнула его в макушку.

— Что же тут плохого?

— Я боялся, что ты пожелаешь, что так превозносила мою храбрость.

— Но ведь ты сказал мне правду?

— Да.

Энн опять поцеловала его в макушку.

— И правильно сделал, — сказала она. — Мамочка хочет чтобы ее малыш всегда говорил ей правду.

Алан Эйкборн

Встреча с живой легендой

Вместо послесловия

В октябре 1974-го Эндрю Ллойд Уэббер и Алан Эйкборн в сопровождении представителя нью-йоркской конторы продюсера Роберта Стигвуда выехали на Лонг-Айленд, чтобы встретиться с 93-летним П.Г. Вудхаузом. Вот, очень и очень вкратце, что произошло.

Утром нас с Композитором забрал из нью-йоркской гостиницы служащий Роберта Стигвуда. Стигвуд был продюсером нашего мюзикла, приверженец школы «делай дела на расстоянии», надо сказать, на почтительном, — правил баржей с берега. Но и Композитор был не лыком шит, мне таких ушлых малых встречать не приходилось: как-то раз он въехал на го-карте к продюсеру в бассейн; он же за него и поручился, и я не возражал. В тот день, когда солнце клонилось к ленчу, мы собирались на встречу с Пэлемом Гренвилом Вудхаузом (в просторечии — Пламом, от «плам-пуддинга», в свою очередь прозванного в честь сливы, хотя слива в нем и не ночевала) к нему домой на Лонг-Айленд, чтобы быстро сняться для газеты и проиграть старикану хиты из только что завершенной партитуры «Дживса». Я поприветствовал Композитора, вытряхнувшегося из лифта с пухлыми папками под мышкой, превосходящими величиной телефонную книгу Манхэттена.

— Партитура, — пояснил он.

— Понимаю, — таинственно подмигнул я, теребя свое, куда более скромное, достояние, в народе именуемое либретто. По сравнению — земельная опись Вильгельма Завоевателя.

— Боюсь, с нашим шоу может выйти заминка, — разглядывая мой том, сказал Композитор, — В смысле времени.

— Возможно, возможно, — парировал я, смерив его ледяным взглядом, ибо за милю просек, куда он метит. — Ну что ж, им придется петь чуть быстрее.

Но он все равно глядел, будто из ружья целился. Не самое ударное начало для такого дня.