Три дня Индиго - Сергей Лукьяненко

Рядом со скафандрами на полу лежали шпаги.

Или рапиры.

Или узкие мечи.

Я не настолько разбираюсь в холодном оружии, тем более в таком, спортивном. В детстве один приятель выносил во двор пластиковые игрушечные мечи, фехтовали на них. Потом кто-то из родителей разорался, что пластиком тоже можно выбить глаз — и все игры в мушкетёров закончились.

— Может, Инсек исторического кино насмотрелся? — спросила Милана. Подняла одну из железяк. Вот они, кстати, были как раз из синего-серого корабельного металла. — Классическая французская боевая рапира, половинная гарда…

— Ты разбираешься? — поразился я.

Почему-то я совсем не ждал от Миланы такого.

— Я занималась фехтованием.

Она широко взмахнула оружием, засмеялась.

— Как странно! Руки помнят, но… словно пушинкой… Наверное, лучше бы я не умела.

— Так это рапира? — уточнил я. — Я думал, шпага.

Милана с улыбкой глянула на меня, и я порадовался, что не стал отпускать шуточки по поводу физики и теплопроводности вакуума.

— Шпага, рапира, если угодно — меч. Рапира — облегченная версия шпаги. «Меч для одежды». Ей обычно не рубят, только колют… но это старая, классическая боевая версия. Видишь — на клинке есть лезвия, теоретически можно и рубить, только веса мало. Впрочем, тут и у палаша, и у двуручного меча было бы мало веса.

— Обалдеть, — сказал я. — А чем ещё необычным ты занималась?

Милана подумала секунду.

— Я в детстве однажды спаяла радиоприёмник. Мне подарили конструктор, там были такие маленькие смешные детали и печатная плата. Взяла у папы паяльник, и сама спаяла. Даже поймала две радиостанции…

Я тоже поднял рапиру. Помахал в воздухе.

Да, слишком легко. Сколько она сейчас весит? Тут сила тяжести раз в десять-двенадцать ниже земной…

Грамм сто, пожалуй.

— Значит, у Инсека были основания предложить нам именно это, — сказал я с напускной уверенностью, опуская шпагу. — Давай залезем в скафандры. Тут должны быть застежки, наверное…

Застёжек на виду не оказалось, но костюмы разошлись на спине, когда мы взяли их в руки. Я вспомнил, что, когда люди ещё летали в космос, космонавтам как-то похоже приходилось забираться в российские скафандры — через лючок сзади.

— Наверное, лучше раздеться, — деловито сказала Милана. — До трусов.

Мы разделись, увы, не для чего-то более приятного. Я засунул ноги в штанины — если это и был металл, то мягкий и тёплый. На ступнях костюм утолщался, превращаясь в литые ботинки. Потом засунул руки в рукава, заканчивающиеся тонкими мягкими перчатками. Помедлил — и, согнувшись, просунул голову в накрепко присоединённый к воротнику шлем. Выпрямился.

На спине что-то зашуршало, и я почувствовал, что ткань сошлась.

Мной овладела лёгкая паника.

Тут же нет кислородных баллонов, верно?

Сейчас стеклянный шлем запотеет, я выдышу весь воздух и задохнусь!

Шлем не запотевал. Внутри было в меру прохладно.

Я смотрел на Милану, которая тоже влезла в свой скафандр.

Пробормотал:

— А как мы будем общаться?

— Голосом, — ответила Милана и хихикнула. Звук шёл словно бы от неё, хотя я догадывался, что это не так — слишком чёткий и ясный. Похоже, весь прозрачный шлем работал как динамик и микрофон.

Блин, по звуку даже можно в направлении ориентироваться!

— Мы дикари, — сказал я. — Слушай, мы просто дикари, мы ждём чего-то своего технологического уровня… а он совсем другой. Может, и шпаги не совсем шпаги?

— Они лазерные! — предположила Милана.

— Не знаю. Но точно не просто шпаги.

Я сделал шаг. И отметил, что подошва крепко фиксируется на полу.

— Это магниты? — спросила Милана, тоже шагнув ко мне.

— Я не чувствую притяжения. Скорее, нога прилипает.

— Значит, адгезивные волоски, — решила Милана. — Как у геккона.

— У него не присоски разве? — удивился я.

Милана засмеялась.