Так продолжалось несколько лет. Сасаки-сан воскресил почти всех великих воинов, которых помнила история – и все они вернулись в небытие. Потом Сасаки стал делать куклы воевавших между собой правителей – и заставлял их рубиться друг с другом вместо того, чтобы губить самураев. После боя Такеды Сингена с Одой Нобунагой (победил, как ни странно, Синген – коварным ударом боевого веера) оказалось, что у Сасаки хватает денег на банку второго таера.

Он сразу ее и купил. Медлить не стоило, потому что фортуна переменчива, успех перетекает в поражение – и Сасаки-сан уже видел впереди печальный финал.

Его бойцы были всего лишь куклами. Одна программа наносила поражение другой. В их синтетических жилах плескалась красная краска. А баночные якудзы любили живую кровь. Они хорошо помнили ее вкус, цвет и запах. Новизна придуманного Сасаки зрелища и высокое искусство боя, которое он сумел воскресить, удерживали баночный интерес долго – но приедается все.

Если честно, объяснил один из зеркальных секретарей, то, что делает Сасаки – просто механическая симуляция. А баночникам и так доступны любые симуляции. Поэтому куклы Сасаки понемногу надоедали избалованным клиентам, и тотализатор стал приносить все меньше денег.

Интерес баночных якудз, временно притянутый его куклами, возвращался к боям между живыми телами. Бойцы некрасиво лупили друг друга цепами и бейсбольными битами – но зато в очки зеркальных секретарей брызгала настоящая кровь. Высочайшее искусство снова проигрывало балагану. Как всегда.

И опять в этом была щемящая красота поражения и гибели, понятная только японцу высокого духа, видящему ясно, что вся история страны Ямато с восьмого века была такой же изысканной трагедией – поражением света, ниспровержением утонченного и прекрасного. Лишь тупые западные варвары и их островные подпевалы способны были находить в этом то становление феодализма, то капиталистическую революцию, то небывалый экономический подъем.

Чтобы удержаться в бизнесе, надо было придумать что-то новое. Радикальное. Выйти на бой с пошлостью мира – и рассечь ее ударом фамильного меча. Такой путь существовал, Сасаки чувствовал это животом. Но решение никак не приходило, и он продолжал понемногу делать своих кукол.

У него был теперь контракт на банку второго таера – но в мир иной, в отличие от некоторых, Сасаки не спешил, со спокойной и ясной душой доживая в старом Токио последние телесные годы. Приятно смаковать закаты и рассветы этого мира, зная, что скоро распрощаешься с ними навсегда. Но как занятно любоваться ими в уверенности, что на смену им придут совсем другие рассветы и закаты!

Такое спокойное блаженство, думал Сасаки, было прежде знакомо лишь глубоко религиозным людям, верящим, что будда Амида возьмет их в свой западный рай. Все-таки прогресс существует – и странными метастазами проникает даже в область духа.

Но земная жизнь, конечно – не только розовый водопад сакуры, девственный песок сада камней и все прочее, что показывают законопослушным туристам. Жизнь – это еще и азарт риска. Головокружительная тайна. Секретная страсть.

На лолит из Винницы Сасаки-сан вышел случайно, через объявление в защищенном сетевом канале.

Он, конечно, не стал делать закладку – а переписал его фломастерной кисточкой на бумагу, как в древние времена. И потом уже с чистого незарегистрированного гаджета вышел в сеть на загородном пляже, чтобы изучить все параметры, особое внимание обратив на тип затылочного чип-ридера. Как он и думал, азиатского стандарта.

Винницкие лолиты (такой дешевый вариант называли полулолами) работали на серых азиатских комплектующих, которые трудно отследить.

Для чата с продавцом Сасаки-сан вышел в эфир с другого незарегистрированного гаджета – разумеется, через голосовой модулятор. Продавец на экране был нарисованным парнем в бейсболке. Поскольку клиент был из Японии, парень сделал себе японское лицо. Но говорил он по-английски с сильным русским акцентом.