Судьба по книге перемен - Татьяна Устинова

– Значит, учитель она хороший, – подытожила Маня, и завуч посмотрела на неё поверх очков. Она беседовала и подписывала какие-то бумаги. И поправила:

– Она человек хороший. Терпеливый, стойкий. Мы всегда ей самые трудные дела поручаем – когда нужно отчеты сложные составлять, бумаги всякие выправлять! Хоть и не её это дело, а всегда на помощь придёт. Ну, директор тоже старается ей премии выписывать регулярно. В минувшем году поездкой наградили в санаторий на Волгу, как только карантин сняли, они и поехали. Марфа-то у неё хоть покупалась.

Маня отхлебнула кофе из кружки с нарисованным алым сердцем.

– Они вдвоём с дочкой живут?

Людмила Савельевна кивнула.

– У нас разведённых и одиноких больше половины!.. А что поделаешь, время такое. Разучились люди вместе жить, терпеть друг друга. Всем подавай… лёгкой и красивой жизни, а где её, такую, возьмёшь?

– Ольга в разводе? Или одинокая?

Людмила Савельевна вздохнула и отложила бумаги. Пригубила кофе.

Из распахнутого окна сильно тянуло запахом свежей краски и доносился ясный и строгий голос:

– Ты, Садчиков, кое-как малюешь. Нужно же вот так – ра-а-аз, и до конца! Два-а-а, и до конца! А ты как мажешь?

– Нина Степановна, учительница биологии. Они с ребятами скамейки красят, – пояснила завуч. – В порядке помощи школе. Нынче практику-то отменили, говорят, детский труд, нельзя! А мы всё равно заставляем, но… добровольно!

– Добровольно заставлять – самое правильное, – поддержала Маня.

– Нет, муж у нее был, у Ольги, – продолжала Людмила Савельевна. – Такой из себя видный мужчина, на машине её привозил. Девочка-то у них с рожденья болеет. Ну, он помыкался какое-то время, вроде помогал, старался. А потом всё же не выдержал и развёлся. И не знаешь, осуждать его за это или нет? Как поймешь, если никто из нас в его шкуре не был!

Маня записывала в блокнот.

– Он им помогает?

– Мы не знаем, – сказала завуч. – Ольга гордая, молчит, никогда не жалуется и ничего особенно не рассказывает. Знаем, что Марфу она всё надеется вылечить, хотя заболевание у неё какое-то редкое, новое. Синдром какой-то, я забыла.

– Синдром Ли Шуня, – пробормотала Маня себе под нос. – А где она дочку лечит, не знаете?

Завуч покачала головой.

– Точно не знаю. В больницу они постоянно ходят и ещё вроде бы в клинику какую-то китайскую…

Китайская клиника – это, должно быть, тётя Эмилия, подумала писательница и сказала:

– Так ведь это всё денег стоит.

– Ещё каких, – поддержала завуч. – Оля уж лет семь в одном и том же пальтишке ходит! В другом мы её и не видели.

Вы не видели, что у неё в комнате остались две кровати, стол и шкаф, как в камере у заключенных времен царизма, – пронеслось в голове у Мани. – Нужно поподробней расспросить про бывшего мужа, вот что.

– Людмила Савельевна, скажите, у Ольги есть подруги? Здесь, в школе?

– Да она ни с кем особенно не дружит. Нет, к ней все хорошо относятся, а так чтоб дружить… Вот Ниночка Степановна, которая сейчас с ребятами занимается, с ней рядом сидит, можно её расспросить.

Маня немедленно выразила желание расспросить Ниночку Степановну, и завуч проводила её на улицу. Мане показалось, что проводила с облегчением: рассказывая про Ольгу, Людмила Савельевна явно чувствовала себя неловко.

Учительница биологии оказалась маленькой вертлявой женщиной, совсем молодой.

– А зачем вам Ольга Александровна? – тут же прицепилась она. – Её саму и спрашивайте! А я при чём?

– Я непременно спрошу, – успокаивающе пообещала Маня. Ей показалось, что учительницу привёл в крайнее раздражение её вид в костюме «Чёрное море» и с тросточкой. – Но мне нужно поговорить с её… друзьями и близкими. Я же книгу собираюсь писать.

– Господи, – пробормотала Ниночка Степановна презрительно, – ещё и писать! Как это людям в голову такая чепуха приходит?..

– Почему чепуха?