Судьба по книге перемен - Татьяна Устинова

– В комнате у меня некоторый хаос, – продолжал Павлин Мордвинов, видимо подразумевая, что во всех остальных помещениях образцовый порядок. – Я свалил там всё, из чего раньше состояла моя жизнь. Обломки прошлого, так сказать. А пировать на руинах – удел степняков-чингизидов, никак не порядочных людей.

Павлин Мордвинов явно имел в виду, что сам-то он человек порядочный!..

Мане показалось, что на кухне ещё теснее и темнее, чем в коридоре, – окошко выходило во двор, весь заросший старыми липами. Старинный резной буфет заставлен пустыми бутылками, рядом фанерный сервант семидесятых годов с оторванной дверцей, квадратная самодельная табуретка с прожжённым сиденьем, стол покрыт изрезанной клеёнкой и уставлен стаканами, блюдцами с присохшими окурками и заветренными пластами солёного огурца.

– Присаживайтесь, мадам! – провозгласил скелет. – Ну, хоть вот сюда! Хотя пардон! Секундочку!

Протиснувшись мимо Мани – ей показалось, что она отчётливо слышит громыхание костей, – он скрылся в коридоре и через секунду явился вновь, волоча венский стул.

– На этом вам будет удобнее, а раб божий Павлин устроится на своём привычном троне!

И воссел на табуретку. Маня осторожно опустилась на стул. Тот скрипнул под её весом, ножки поехали. Не хватало ещё грохнуться на пол в этой самой кухне!..

– Мне нечем вас угощать, – продолжал веселиться скелет, – Филе «жардиньер», копчёный угорь под соусом «прованс», а также кулебяки с визигой давно отсутствуют в моём, скажем так, повседневном рационе.

– Жалость какая, – пробормотала Маня.

– Итак?

– Сергей Петрович Шорохов – ваш сосед?

– Это вызывает сомнения? – удивился скелет. – Не в его ли квартирку мы с вами звонили только что?

– Чем он занимается? Вы сказали что-то про мосты?

– Ими он и занимается! Инженер-мостостроитель наш Серёга Шорохов. А в школе так прекрасно рисовал! Мы ведь с ним, считай, одноклассники!..

Маня чуть было рот не разинула от изумления.

Скелет показался ей стариком, а Сергей Петрович ещё молодой человек!

– Да, да, не удивляетесь, мадам! Павлин Мордвинов растратил свою жизнь, профукал, прожёг! – И тут он чиркнул спичкой, прикуривая папиросу. – Вот так! А Серёга Шорохов не профукал! Он ещё живёт. Ну, или думает, что живёт.

– Почему – думает? А на самом деле он… не живёт?

Павлин затянулся, глотая вонючий жёлтый дым.

– Так наша беседа надолго затянется, мадам! Давайте договоримся о терминах. Что есть жизнь?

Маня вздохнула. Если бы с ней сейчас был Алекс, он моментально ответил бы на этот вопрос. А она? Что она может ответить?

– Жизнь – это то, что происходит с нами сейчас, – сказала она, как ученица на первом уроке. – Что было до и что будет после, неизвестно, именно потому что там… не жизнь.

– Позвольте, вы хотите сказать, что всё это, – Павлин обвёл дымящейся папиросой кухню, – и есть жизнь?

Маня кивнула.

– Пошла прочь такая жизнь! – энергично воскликнул Павлин. – Она мне не нужна! Она мне неинтересна! Вот вам что интересно?

– Всё, – честно сказала Маня. – Мои родные, моя собака. Моя работа мне очень нравится.

– Пардон, вы ведь телевизионный деятель искусств?

Маня вспомнила, что она с телевидения и пришла пригласить Сергея Шорохова в программу. Но ей почему-то показалось, что если она соврёт уж слишком откровенно, странный скелет обо всём догадается.

И она сказала:

– По роду своей работы я пишу много текста. И это мне очень нравится.

– Что?

– Писать, – туманно ответила Маня.

– А! – уважительно сказал скелет. – Это я понимаю. Выводить эти странные знаки, эти чёрточки и точки, эти символы и шифры, которые именуются буквами, чтобы из них вышло нечто, имеющее смысл, – это жизнь. Согласен. Я тоже когда-то писал.

– Вы писатель?