Судьба по книге перемен - Татьяна Устинова

– Нет, – сказала Лёля, как только поняла, что задумала Маня. – Нет, я этого не переживу. Я не пойду туда! Я не хочу!

Но от Мани и ее заботы, немного тяжеловесной и душной, как овчинный дедушкин тулуп, отвязаться было невозможно.

– А вот и мы! – провозгласила писательница Марина Покровская особым жизнерадостно-светским тоном с порога магазина. Этот тон удивительно ей не шёл и делал каким-то другим человеком, которого Лёля не знала и никогда раньше не видела. – Светланочка, добрый день! Здравствуйте, все!

Управляющая, сияя улыбкой, вышла навстречу и захлопотала насчёт кофе и пирожных. Волька брякнулся на ковёр, раскинул лапы и зажмурился в полном блаженстве.

Лёля, сжав губы, смотрела в пол. Лицо у неё было напряжённым.

– Мариночка, что случилось? Вы опять шли пешком от самого Кронштадта?

– Мы работали в огороде, – объяснила Маня. – Пропалывали смородину! Нам нужно переодеться, а то нас задержат на улице как подозрительных.

– Ну, конечно, конечно же! У нас как раз пришла новая поставка! Может быть, опять платье, Мариночка?

Маня задрала штанину «Чёрное море» и показала ногу-бревно.

– Ничего не выйдет, – сказала она. – Такую красоту нужно хорошенько прятать. Я упала с лестницы.

– Боже мой! – всплеснула руками управляющая. – Марина, да что же с вами такое?! Всё время какие-то истории.

– Писателям полагается то и дело попадать в истории, Светлана!

Маня болтала с ней, время от времени зорко поглядывая на Лёлю. Та превратилась в ту самую Ольгу Александровну, которая приходила к тёте Эмилии и часами сидела на кушетке, не шевелясь, не читая и не глядя в телефон.

Когда подошла продавщица и спросила, чего бы ей, Лёле, хотелось, та холодно ответила, что ничего не нужно.

Маня моментально вмешалась:

– Льняные брюки, жакетик. Какую-нибудь рубашку. Вот на сейчас, на тепло!

– Мне ничего не нужно, – сквозь зубы повторила Лёля.

– У тебя же ничего больше нет, – возразила Маня, – всю нашу одежду сегодня придётся отдавать в стирку. Ты голая будешь сидеть? В халате?

Лёля за руку утащила Маню за вешалки, к сияющему стеклу, выходившему на залитый солнечным светом весёлый Невский проспект.

– Маня, – очень твёрдо произнесла она. – Я никогда в жизни не надену ничего из этого магазина! Ты не понимаешь!.. Это же… неприлично, стыдно! Вещи не могут столько стоить, не должны, это позор! Половина моей зарплаты за какую-то… дерьмовую кофтёнку?!

– Я сама заплачу.

– Сама заплатишь, сама и будешь носить, – отрезала Лёля. – Если тебе некуда девать деньги, отдай тем, кому они на самом деле нужны.

Маня разозлилась.

– Я деньги зарабатываю, а не нахожу на улице! И наследства мне никто не оставлял.

– Тем более! Прибереги для… чего-нибудь полезного.

Маня оглянулась.

Продавщицы уже носили в примерочные вешалки с весёлыми, красивыми летними нарядами.

– Лёля, – начала она, – я только что написала роман, и мне заплатили гонорар. И он ещё не весь вышел. Можно, я поживу так, как считаю нужным? И куплю себе штаны? И тебе тоже! Или и на это я должна спрашивать разрешения?

– Себе покупай что хочешь, а мне ничего не нужно. Всё, что требуется, я покупаю себе сама. Подарков не принимаю.

– Ну и дура.

– Пусть так.

Маня подумала немного.

– Давай всё наоборот. Я себе ничего не стану покупать, а тебе куплю. Чтобы ты могла с Марфой сходить на катере. Ну, и со мной, конечно. Я забыла тебе сказать, у нас запланированы катания по рекам и каналам Санкт-Петербурга. А у тебя все штаны в смородине! Не факт, что она отойдёт даже после химчистки.

– Какие… катания?! – Лёля резко отвернулась, словно больше не могла видеть Манину физиономию, и вдруг вся напряглась. И вцепилась Мане в плечо.

– Ты что?! Больно!

– Маня, это он. Вон тот человек у столба! Видишь? – Лёля показывала куда-то на улицу за хрустальное окно. – С телефоном!

– Ну, вижу.