Дурная слава - Мария Евсеева (2021)

Он и так знает обо мне слишком много правды! И сейчас пусть даже не думает, что я разомлела или растаяла. А сама, навзничь упав на кровать, еще долго смотрю в потолок. Кажется, его признание попало точно в цель…

Я прикрываю букетом глаза и, лелея в себе самые трепетные воспоминания, с улыбкой на губах погружаюсь сон.

А утром… Утром я просыпаюсь с совершенно новыми ощущениями. Мне кажется, что все — вот абсолютно все! весь этот мир! вся наша необъятная галактика! — знают о моем секрете, а если не знают, то как минимум подозревают меня черт знает в чем.

Да что мы такого делали?! Просто сидели на крыше и смотрели на лживые лампочки!

— Куда ты вчера пропала? — с подчеркнутым равнодушием спрашивает мама, столкнувшись со мной в коридоре. Она несет несколько банок в летнюю кухню, наверно, чтобы простерилизовать их. — Бросила на террасе ноутбук и сама как сквозь землю провалилась.

И я ей улыбаюсь. Точнее, не ей, а лживым лампочкам, ночному стуку в окно, признанию, двум выдуманным прозвищам «Тони» и «Джонни», букету, который я прячу у себя за спиной…

Так, стоп. Значит, то была мама. Это она скрипнула дверью, это она могла догадаться, что я не одна.

Я неопределенно пожимаю плечами:

— Никуда я не пропадала.

— Папа сказал, что тебя нигде нет, — остановившись на выходе, она сканирует меня коротким, но недоверчивым взглядом.

Так все-таки папа… Фух!

Спасибо, папа, что не выдал меня.

— Я гуляла недалеко от дома.

Приблизительно где-то сверху.

— С тем парнем?

Или все-таки выдал?

Но, к счастью, папа сам появляется у меня за спиной:

— Чего ты к ней с утра прицепилась? Она проскочила в свою комнату ровно через пять минут, после того, как я занес ее ноутбук.

На что мама лишь апатично хмыкает и в обнимку с банками выходит на улицу.

Тогда я оборачиваюсь и с благодарностью улыбаюсь папе:

— Доброе утро, пап!

— Доброе утро, детка! — мягко смеется он. — У тебя все в порядке?

И я принимаюсь ворошить память, чтобы понять, какие обрывки нашей вчерашней перебранки он мог расслышать. Вроде после того, как дверь скрипнула, мы ни о чем таком не разговаривали, что могло бы скомпрометировать меня или его. Кроме того, что Антон совершенно не старался говорить хотя бы чуточку тише, а нарочно подначивал меня во весь голос. Единственное, за что мне могло бы быть стыдно, так это за фразу: «Отвали! Ты не понимаешь?», как будто он приставал ко мне со всей серьезностью…

Наверно, именно поэтому папа и спрашивает, все ли у меня в порядке.

— Да, все хорошо, — как можно беспечнее отвечаю я.

Ведь все на самом деле хорошо. Очень даже хорошо, папочка!

Но уже буквально на следующий день мне видится все иначе.

Все плохо! Плохо! Плохо!

— Здорово, Джон! — у забора на пастбище появляется толстое тело, и я поджимаю губу, готовясь отбиваться от фронтальной атаки. Но то, что он спрашивает, сходу ставит меня в тупик: — А ты Тони не видела?

Почему он интересуется про своего приятеля у меня?

— Какого еще Тони? — зло ухмыляюсь я, делая вид, что мне безразлична тема этого разговора.

— Да ладно, не отмазывайся, мы все видели! Говори, куда Тони дела? В трусы спрятала?

Нет, его похабные шуточки как раз таки меня не тревожат, я к ним давно привыкла. Но что этот кабан может знать о нас?

— Захлопнись! — фыркаю я и яростно утыкаюсь в книгу, размышляя, могли ли эти придурки видеть нас вместе вчера. На крыше мы сидели с противоположной им стороны и совершенно точно были незаметны, да и в соседском дворе все было гладко да тихо. Но…

Тысячу «но» проносятся в голове.

— Странные вещи творятся, — противно хмыкает сальная морда, — сначала мотоцикл украла, потом Тони похитила… — ржет он. — Джон, признайся, ты его сожрала?

Вот дебил!