Холодное время - Фред Варгас (2017)

– Я все-таки выучил, как будет “до свидания” и “спасибо”. – Адамберг вынул из кармана брюк бумажную карточку. Bless и takk.

– А “здравствуйте”?

– Слишком сложно.

– На этом далеко не уедешь.

– При нас будет посольский переводчик. Он ждет нас с табличкой в зале прилета.

– Надо будет что-нибудь съесть в аэропорту.

– Ага.

– Как ты думаешь, что там можно съесть?

– Копченую рыбу.

– Или какую-нибудь международную жратву.

Ноль внимания. Даже не шелохнулась. Как они ни старались растормошить онемевшую Ретанкур, их усилия не увенчались успехом.

Они приземлились, наспех что-то проглотили, но Ретанкур так и не проронила ни слова.

– Вот повеселимся-то, – шепнул Вейренк. – Придется целыми днями таскать ее за собой как изваяние.

– Не исключено.

– Может, оставим ее тут? Сбежим потихоньку?

– Поздно, Вейренк.

Адамберг посмотрел на экран мобильника.

– Допрос потомка Сансона начнется в семь, – сказал он. – Сейчас почти пять, так что, учитывая два часа разницы, пора выходить в интернет.

На неподвижном лице Ретанкур что-то промелькнуло. Она чуть менее неохотно последовала за ними к столу, и Адамберг подключил вай-фай.

– У нас будет только звук, – сказал он. – Уровень громкости этой тёльвы оставляет желать. Давайте воздержимся от комментариев во время допроса.

– Не думаю, что лейтенант Ретанкур будет нам помехой, – отважился пошутить Вейренк в ее присутствии.

– Нет, – поддержал его Адамберг. – Виолетта идет с нами словно на Голгофу. Хотя Исландия – красивая страна.

– Очень красивая.

– Очень красивая, – повторил Адамберг.

– Увлекательное путешествие.

– Не то слово.

– На редкость.

– На редкость.

Допрос Рене Левалле, потомка палача, начался с опозданием. Его вели Данглар, Мордан и Жюстен.

– Я могу узнать, какого черта я тут торчу?

Хриплый голос, с парижским грассирующим выговором.

– Как вам уже сказали, вы находитесь здесь в качестве свидетеля, – начал Данглар.

– Свидетеля чего?

– Всему свое время. Ваша профессия, господин Левалле?

– Я работаю на бойнях Мерсена, в Ивлине.

– И кого вы там забиваете?

– Крупный рогатый скот, кого еще. И чтоб вы знали, у нас гуманный забой, все по закону.

– То есть?

– Сначала мы их глушим током, ну, чтобы они не соображали, когда их режут, ну вот. Вообще, честно говоря, это не всегда срабатывает.

– Вам нравится ваше занятие?

– Ну, жрать-то надо. И народ доволен, что находятся парни, желающие этим заниматься, скажете нет? Когда в тарелке стейк, вопросов не задают, все довольны. Мы жертвуем собой, если хотите.

– Как другие парни жертвовали собой, становясь палачами.

– При чем тут это?

– При том, что вы потомок знаменитого семейства палачей.

– Какого хрена? – возмутился Левалле. – Да, они, жертвуя собой, запускали гильотину. В наше время можно было бы работать профессиональнее. Их предварительно оглушали бы.

– В наше время смертная казнь отменена, господин Левалле.

– Так я свидетель чего тогда?

– Заседаний Национального Конвента, восстановленных Обществом по изучению письменного наследия Максимилиана Робеспьера.

– И что из того? Это разве незаконно?

– Законно.

– Ну, тогда я пошел.

– Подождите. Почему вы каждый понедельник приходите на эти заседания?

– А что, у нас никто не ходит в театр? Так вот, это то же самое вообще-то.

– Это ваш театр?

– Как хотите, так и называйте, мне плевать.

– В этом спектакле участвуют те, кому ваши предки, и особенно Шарль-Анри, обязаны своей ужасной репутацией.

– И что?

– Четырех участников Ассамблеи недавно убили.

Было слышно, как на стол выкладывают фотографии жертв.

– Я их не знаю, – сказал Левалле.