Холодное время - Фред Варгас (2017)

Сена была слишком далеко, и ему не хватало времени прогуляться туда и обратно, тем более спокойным шагом, как он привык. Проще всего было выйти на канал Сен-Мартен. Все вода. Ну, не пиренейский горный поток, конечно, но какая-никакая речка с чайками, вдоль которой можно ходить. Дома, стоящие по берегам канала, тоже не имели ничего общего с пиренейскими фахверками, но камень везде камень.

Камень, вода, листья на деревьях и чайки, пусть и никудышные, всегда заслуживали внимания.

Его мобильник завибрировал в тот момент, когда, выйдя к каналу, он вдохнул запах мокрых тряпок, исходивший от грязной городской воды. Он мечтал получить ответ от Фруасси и, подняв голову к крикливым чайкам, обратил к ним языческую молитву. Но чайки плевать на него хотели, и он получил только фотографию Виктора. Все происходящее – уже без всякой Исландии – снова обращало его мысли к молодым людям из Бреши. Ведь если Виктор был в курсе теневой деятельности своего патрона-филантропа, он мог поделиться этим с Амадеем. И кто знает, как они оба отнеслись к увлечению Анри Робеспьером? Сочли его опасным? Дорогостоящим? Виктор уверял, что в библиотеке Мафоре нет ни одной книги о Революции. И это вполне объяснимо, если он собирался держать в секрете все, что касается Общества. Мордан подтвердил, что у нотариуса нет никаких следов денежных переводов на счет какого бы то ни было культурного учреждения. То есть он передавал деньги наличными.

Камень, вода, птицы. Адамберг выбрал себе скамейку, откинулся на спинку и, сложив руки на затылке, уставился в небо, высматривая самых послушных чаек. Ему не составило труда облюбовать себе одну из них, аккуратно забраться ей на спину и, направляя ее полет, дать ей медленно развернуть крылья, пронестись над полями, достичь моря и повоевать там со встречным ветром.

Пролетев так километров шестьсот, Адамберг выпрямился, спросил, который час, и поймал такси. Мысль о том, что он должен вернуться сейчас в мрачный кабинет Шато, не вызывала у него восторга. Как и о том, что надо попытаться выбить вторую пробку. Если получится.

В 19.25 охранник, снова распахнув перед ним лязгнувшие ворота, попросил подождать месье Шато в кабинете, он скоро придет. За неимением мятых сигарет Кромса, Адамберг купил себе новую пачку. Перед тем как вытащить проклятую пробку, будет не лишним послоняться с сигаретой по обитому деревом кабинету малютки-президента.

Второй ответ Фруасси пришел семь минут назад. Молодец Фруасси. От сознания, что он оказался прав, у него слегка кружилась голова, словно его занесло в какие-то иные сферы, чуждые здравому смыслу, механизм действия, а главное, будущее которых было ему неведомо. Притом что, стоя ночью, в одиночестве, на горном гребне, он чувствовал себя так же непринужденно, как пиренейская серна. Но мир Франсуа Шато, ставший сейчас еще более непроницаемым, был чужой территорией. Он вспомнил любимую сказку Мордана – стоило человеку войти в лес, как ветви смыкались у него за спиной, скрывая обратный путь, превратившийся в непролазную чащу.

Адамберг не осмелился выдвинуть ящик стола, чтобы достать пепельницу, и рассматривал книги на полках, не читая названий.

– Добрый вечер, комиссар, – раздался за его спиной скрипучий голос.

Этот голос он уже слышал накануне. Франсуа Шато только что вошел, вернее, не он, а скорее на сей раз Максимилиан Робеспьер. Адамберг оцепенел при виде этого персонажа, которого вчера вечером ему не удалось рассмотреть вблизи. Скрестив руки и выпрямив спину, человек с напудренным лицом, в красивом синем фраке и парике, улыбался ему застывшей улыбкой, мало на улыбку похожей, часто моргая за стеклами маленьких круглых очков с зеленоватыми стеклами. Адамберг стоял не шелохнувшись, как и многие другие в свое время. Одно дело говорить с Шато и совсем другое – беседовать с Максимилианом Робеспьером.

Не произнеся ни слова, Шато выдвинул ящик и поставил пепельницу на стол.