Я сделаю это для нас - Федор Анич (2018)

Я уехал домой не просто в подавленном настроении, я был сломлен. Я не знал, что делать. Уже готовясь занести в навигатор адрес дачи, я вспомнил, что мне туда нельзя, и чуть не заплакал. Они отобрали у меня все!

Но дядю Вову они отобрать не смогут.

— Ваня, привет!

— Привет, дядь. Я в полной жопе.

— Приезжай.

— Мне нельзя покидать пределы Москвы.

— Что?!

— Да, все серьезно. Я не хочу раскисать, ужасно неловко, но, пожалуйста, приезжай ты ко мне. Мне нужна твоя поддержка.

— Вань, я сейчас выезжаю. Дождись меня.

— Хорошо, спасибо.

— Ты что, плачешь? Чего носом шмыгаешь? Или заболел?

— Нет, мне просто херово.

— Жди меня, я скоро. Все будет хорошо, верь мне.

Я заехал в магазин и взял огромную бутылку джина. На кассе я подумал, что, наверное, это мне сейчас не очень по карману, но плюнул. Какого черта! Я, может быть, скоро сяду или меня уже убьют, а я думаю о каких-то там деньгах. Да к черту их, гори они!

Дома я налил себе полстакана джина, кинул туда пару кубиков льда и уселся на балконе в позе лотоса. У меня была пачка сигарет, и я скурил ее, не замечая, как проходит время. На улице было тепло, но меня трясло. Дядя все не ехал, когда я опомнился, что уже ночь, а его все нет, я позвонил.

Телефон был недоступен. Или выключен.

К моменту, когда тревога голосила в полный голос, я уже прилично накачался джином и практически не соображал. Я закидал дядю эсэмэсками, причем они становились все жестче — спьяну я подумал, что он меня кинул. Когда на улице стало светать, я убедил себя в том, что дядя Вова решил, что я плохой племянник, плохой родственник и со мной лучше прекратить любое общение.

В тот момент я думал о многом, все варилось в голове и пульсировало как ненормальное. Мне кажется, что я слышал тихий скрип крыши, которая начала съезжать с винтиков, удерживающих ее все это время.

Какой-то очень задней мыслью я понимал, что нужно время намолоть в муку весь этот камнепад, но, по-моему, я выдохся.

Глава 4

Я проснулся от грохота. Оказывается, я вырубился прямо на балконе, в луже чего-то склизкого и отвратительно вонючего. Что это? Голова болела просто адски, как будто ее раздавили прессом и она никак не может обрести первоначальную форму. Ломило в глазах, язык присох к небу, аж не вдохнуть.

В дверь барабанили.

Я встал.

Меня вырвало с такой натяжной болью, как будто вырвало не вязкой жижей желудка, а самим желудком. Вязкая толстая слюна повисла от губы до пола, и мне никак не удавалось оторвать ее затекшими руками, я стал выбираться с балкона прямо с ней наперевес. Поскользнулся в жиже на полу (моча? рвота?), рухнул в эту жижу и зарыдал. У меня не было сил встать. Все, вы победили!

Грохот нарастал, раздавались голоса.

День второй.

Я выполз в комнату, на полу валялся халат. Я вытер им лицо, встал, вздохнул и пошел открывать. На пороге — полицейские.

Они спросили меня, я ли это. Я ответил, что вроде я. Они спросили про дядю Вову, мой ли он родственник, а потом сказали, что он попал в аварию на МКАД и госпитализирован в такую-то больницу. Состояние критическое, врачи рекомендуют его навестить не откладывая.

Меня снова вырвало, и все потухло.

* * *

Кто там говорил, что больно бывает от любви?

Больно бывает не только от любви.

Дядя Вова выглядел умиротворенным, как будто спал. Только трубки у него во рту и пикающие процессоры, поддерживающие жизнь, разрушали иллюзию нормы. Дядя умирал, врач об этом сказал и с каменным лицом посочувствовал мне. Эвтаназия у нас запрещена, поэтому никаких решений не нужно. Будьте рядом, сказал он.