Я сделаю это для нас - Федор Анич (2018)

Все еще улыбаясь, я ответил. Говорившего, а это был мужчина, я слушал очень внимательно. Каждую секунду разговора рыжий лучик становился все призрачнее.

Звонили из банка с прискорбием сообщить, что на мой счет наложен арест судом.

Но и этого было мало! Следом позвонила Светлана и с сожалением констатировала, что с сегодняшнего дня я официально нахожусь под следствием, я подозреваемый.

* * *

Я стоял возле входа в метро и сжимал в руке телефон, в который мне сообщили две страшные новости. Я только что похоронил дядю. Я стою один возле метро, и я не просто один в потоке бесконечных людей, бегущих куда-то и зачем-то, я совсем один, и у меня масса проблем.

Эта мысль шокировала меня, а осознание того, что я в самом деле остался совершенно один, прошибло пот. Меня затошнило, я еле успел добежать до урны на автобусной остановке. Меня вырвало желчью, потому что желудок был абсолютно пуст.

Я стоял скрюченный возле урны и ставил огромную желчную точку в своей жизни. Я думал, что точка в моей жизни — это пуля, которой убийца прострелит мне голову, но все оказалось куда прозаичнее. Я сам привел себя в тупик, в котором прямо сейчас стою и пытаюсь изрыгнуть свои внутренности, потому что тошнота никак не желала отступать. Из глаз текли слезы, лицо скорчилось в жуткой гримасе, я чувствовал, как вылезли вены на лбу и, словно черви, извиваясь, тянулись под волосы. Если это смерть, то это не так мучительно, как я предполагал. Меня просто вывернет наизнанку в этот мусорный ящик, где требуха смешается с мусором, оставленным москвичами, с плевками и окурками, коими полнятся все урны столицы, да и всех других городов. Вот так просто — жил себе человек, а потом подошел к урне, и все.

* * *

Никогда не понимал, почему люди считают, что утро вечера мудренее. Ничего подобного. В среду я проснулся в половине седьмого утра, но ни единой здравой идеи в голове не образовалось. Я долго собирался, пытаясь сообразить, зачем хожу по квартире с расческой в руках, так и не понял, положил ее на кофеварку и вылил воду из чайника в раковину. Зачем? Не знаю.

Светлана позвонила, когда я вышел из душа. Прямо голый, с полотенцем в руках я выслушал очередную «приятную» новость — встреча со следователем состоится сегодня в пять часов вечера.

— Я не понимаю, почему заблокированы мои счета, Светлана.

— Очень странная ситуация, Иван, но мы разберемся. Обещаю вам.

— Это в ваших интересах, потому что даже вам платить мне нечем. Банк не отдаст мои деньги.

— Я понимаю, Иван. Гражданский иск не заявлен, обеспечительных мер никаких быть не может, мы не получали уведомлений. Я еще не выяснила, как это юридически оформлено, но делаю все, чтобы в этом разобраться. Не падайте духом.

Этот разговор не взбодрил меня совсем.

В этом я пошел в дядю. Три года назад дядя Вова был обвинен в плагиате. Сюжетная линия его романа оказалась до невероятной степени схожа с сюжетом фильма, снятого в 70-х годах в Америке. Удивительно, но сценарист того фильма был жив и предъявил дяде иск.

Я помню, что дядя Вова ходил чернее тучи, был не в состоянии справиться даже с элементарными бытовыми делами — налить себе чаю, постирать вещи, съездить в магазин. Судебное разбирательство длилось полгода. За эти полгода продажи романов дяди возросли в несколько раз, к списку стран-переводчиков добавилось с два десятка, а две киностудии предложили серьезные гонорары за съемки фильмов по его книгам. Но дяде было плевать. Он не мог сосредоточиться на работе, не написал ни строчки. Пока суд не вынес решение (в пользу дяди), он был полностью парализован.

* * *