Летят перелетные птицы - Вера Колочкова (2013)

– Скажите… Чего вам от меня надо вообще? Зачем вы сюда приходите? Я же вам сказала уже – не хо-чу… Еще в прошлый раз сказала…

– Я врач, Варя. Извини, но я по долгу службы обязана. Я прекрасно понимаю твое состояние, но… Все-таки надо как-то пытаться держать себя в руках…

– Ну да. Только в руках и остается. В ногах уже не могу. Неужели вы не понимаете, что…мне вообще ничего не нужно? Я просто умереть хочу, понимаете? Не лечиться, а умереть?

– Не говори так Варя. Нельзя.

– А что, это вы решаете, кому нельзя, а кому можно? Боитесь за картину смертности на своем участке? Или как она там у вас называется?

– Нет. Ничего такого я не боюсь. Я просто помочь тебе хочу.

– Вы? Чем вы мне можете помочь? Неужели пообещаете, что на ноги меня поставите? Не старайтесь, не надо. В той больнице, где меня с того света вытащили, врачи куда как честнее были. И прямо мне сказали – ходить уже не будешь, не надейся. А лежать и в потолок смотреть я и без вас могу. Не ходите ко мне больше, не надо.

– Ну почему же лежать, Варя! Тысячи людей оказываются в твоем положении и, знаешь, приспосабливаются как-то! Садятся в инвалидные кресла, возможности интернета используют, даже работу себе находят… Все это решаемо, если захотеть. Вокруг тебя очень много добрых, отзывчивых людей, да и твой… муж тебя никогда, по-моему, без помощи не оставит…

– А вот про мужа не надо, это уже совсем не ваше дело! Не касайтесь его даже и словом, поняли? Вообще никак не касайтесь! И осуждать его не смейте! Он… Это только наше с ним дело… Я сама его отпущу, когда… Когда решу…

Резко втянув в себя воздух, она сделала попытку сглотнуть, в болезненной судороге дернула кадыком, не справляясь с явным приступом дисфагии. С тихим стоном снова вдохнула-выдохнула, смяв пальцами хлипкую бязь пододеяльника, медленно прикрыла веками глаза. На бледном, без кровиночки, лице тут же обозначились во впадинах глазниц характерные для болезни Аддисона бронзовые тени – надо бы функцию надпочечников проверить… И давление наверняка низкое…

– Варя, я завтра из поликлиники лаборантку пришлю, она у тебя кровь заберет. Надо анализы на гормоны сделать. Ты уж, пожалуйста, не сопротивляйся, хорошо?

Она вдруг резко открыла глаза, вполне осознанно полоснула голубым ярким вглядом-прищуром. Даже плечи чуть приподняла от подушки, с трудом опираясь на локти.

– Нет, нет, не надо анализы! Вы лучше мне снотворного дайте. Нет, правда, я же не сплю совсем! Имею я право…потребовать снотворного? Только… Самого сильного, пожалуйста, какое есть. И…много. Слышите? Очень, очень много…

От этого многозначительного «много», произнесенного чуть пониженным, с интимной хрипотцой голосом у нее словно морозец пробежал по позвоночнику, кольнул холодной иглой меж лопаток. Так, так… Это что же у нас с тобой получается, бедная девочка Варя? Это ты меня, что ли, как участкового врача, приглашаешь к совершению тайной суицидальной задумки? Да отдаешь ли ты себе отчет… Да как ты вообще…

Распрямив спину и скоренько подыскивая слова для мягкой, но достойно возмущенной отповеди, она вдохнула и…

Вдруг дикая мыслишка взвилась в подсознании, пробилась молоточком через праведное возмущение – а может, и впрямь… Взвилась, ударила больно и затихла, пристыженная. Даже холодный пот от этой мыслишки прошиб, выскочив тяжелой испариной на висках. Подняла глаза, глянула на Варю осторожно – не догадалась ли? Ишь как смотрит. Понимающе, в тягостном насмешливом ожидании. Давай, давай, мол, стыди меня. Все равно я догадалась, о чем ты сейчас подумала…

Да нет, вовсе не подумала она ничего такого! Черт его знает, как оно так вышло! Пронеслось, промелькнуло случайно и сгинуло! Человек за свое подсознание не ответчик! Мало ли, какая там химическая реакция в тот момент резвилась…

Подняв дрожащую руку, смахнула испарину со лба, улыбнулась мертвыми от стыда губами, заговорила ровно, тщательно взвешивая каждое слово: