Летят перелетные птицы - Вера Колочкова (2013)

На улице и впрямь было тепло до несуразности. Глазу непривычно – деревья почти голые стоят, а солнце шпарит по-летнему. И листья под ногами такие вдруг жалкие, скорчились в невыносимой муке, этой несуразностью опозоренные – на небе солнце, а она уже на земле валяются! Вон, даже в природе все наперекосяк бывает, чего уж о человеческих чувствах толковать…

Может, в парикмахерскую к Таньке Селивановой зайти? То бишь в салон. А что, аккурат по пути парикмахерская-то…

Нет, не стоит. Ну, навертит ей Танька прическу, и заявится она с этой прической к Анисимовым, как дурища на парад с чистой шеей… Нет. Лучше уж так, как в тот день выглядела. Без нарочитости. Обещала прийти в субботу, и вот она, пришла.

Ноги слегка подрагивали в коленках. А когда свернула с переулка на Чапаева, ноги совсем подкосились – у ворот дома Анисимовых шикарная красная машина стоит! Необычная, разлапистая, надменная. Ни у кого из местных таких машин и близко не водится, это уж как пить дать. Приехал, значит…

Прежде чем войти во двор, постояла, передохнула. Сердце в груди зашлось необузданной тахикардией, ну что ты будешь с ним делать? В соседнем дворе голоса послышались, звякнули щеколдой ворота, и порснкула мышью в Анисимовскую калитку, закрыла ее за собой быстро. Нет, надо срочно себя в руки взять! Расслабиться, плечи расправить, выражение лицу придать, случаю подобающее. Случай-то обыкновенный, в общем. Врач к больному на дом пришел, пусть даже и в свой законный выходной день. Просто врач хороший, ответственный…

Хорошо, хоть во дворе никого не оказалось. Вот бы смешно было, если б Александр Синельников оказался вдруг свидетелем ее странного замешательства.

В сенцах столкнулась лоб в лоб с Татьяной Михайловной, поздоровалась громко.

– Тсс… – потащила она ее за рукав обратно на крыльцо, – тише, тише, не голосите вы так… Варенька-то уснула, да хорошо так уснула, крепко, по-настоящему… Опять ночь не спала, видать, ждала его. А как увидала да поговорила чуток, тут же и уснула. Прямо на глазах сморило мою разнесчастную…

– Да. Это плохо, что она ночами не спит. С этим надо что-то делать, Татьяна Михайловна, – произнесла делово, задумчиво. – А вы ей пустырник на ночь заваривали?

– Ой, да что там пустырник… Разве ей пустырник сейчас нужен? Ей любовь да ласка нужна, да чтобы милый был рядом, сидел да глядел на нее… Вот приехал, за руку взял, она и ожила сразу, и глазыньки заблестели. Не поверите, даже румянец на щеках выскочил! Потом смотрю, закрываются глазыньки-то, сморило ее супротив воли… Ох, горе мне, горе…

Коротко всхлипнув, она суетливо отерла щепотью влагу под носом, опустив руку, поелозила этой щепотью по карману фланелевого халата. Вдруг лоб ее сморщился озадаченно, ладонь нырнула в карман, и лицо приняло недоумевающее, почти радостное выражение.

– Ох, да вот же она, зараза… – извлекла она из кармана простенькую заколку-гребенку, – а я ищу ее все утро, ищу… Зять в доме, а мне и волосы убрать некуда, хожу перед ним, как лахудра. И Варенька мне тоже вчера говорит – оденься, мол, мама, поприличнее. У тебя, говорит, где-то спортивный костюм был… А я ей – что ты, доча, какой костюм. Сроду у меня такого баловства не водилось. Да и откуда возьмется-то? Я ж только для нее все припасала, сама на себя уж давно рукой махнула. Растила, копеечку к копеечке собирала, одевала ее, чтоб не хуже других…

Она опять было навострилась поплакать, да передумала, вся обратившись в слух. Там, в доме, скрипнула входная дверь…

– Курить, наверное, пошел, – произнесла почему-то шепотом, слегка наклонившись к ее плечу. – И то – курит и курит, весь двор уже мне прокурил…

Так. Вдохнуть и выдохнуть. Плечи вниз, подбородок вверх. Спокойная приветливая улыбка. Она врач. Она на активный прием пришла. В субботу, как договаривались.

– Здравствуйте, Александр…