Ого-го, если бы знала, какие у них порции, то трижды подумала, перед тем, как заказывать. Впрочем, неизвестно, сколько мяса потребует выпитый бренди. На физиономии Грарда читалось сомнение в моих способностях, но я лишь подмигнула и проигнорировав набор ножей, принялась ломать дымящееся мясо руками.

Бренди оказался много лучше, чем я ожидала и первые три бокала ушли, точно я пила виноградный сок. Впрочем, лейтенант быстро окосел и принялся нести какую-то чушь. Он рассказывал, как пытался писать стихи, посвящая соседке — замужней женщине, старше его на десяток лет. Та с удовольствием принимала ухаживания молодого балбеса и может дело дошло бы до постели, но про их невинные шалости прознал муж. Хмурый здоровяк работал на рынке мясником и проблемы подобного толка решал на раз. Жена и ухажёр получили порцию тумаков, а отец молокососа предупреждение, что в следующий раз глупое чадо останется без башки. После этого Грард получил знатную порку ещё и от папаши и навсегда забросил опасное дело виршеплётства.

— Что-нибудь ещё помнишь, сочинитель? — я откинулась на спинку кресла и рассматривала собеседника через золотистую жидкость в бокале. В ушах шумело, а мир казался добрым и ласковым. Разве ради этого не стоит пить?

— Чуть, чуть, — парень покраснел и едва не опрокинул свой бокал. Чёрт, ну почему он не похож на Кира? Хотя бы немного. — Только сразу говорю: стихи — так себе.

— Валяй, — я махнула рукой. — Или ты думаешь, что тут сидит такая себе ценительница изящной словесности?

Тут я немного соврала. Те строки, что читал Кир из подаренного мне сборника, цепляли за душу. От них иногда хотелось плакать, иногда — смеяться и казалось, что каждый бумагомарака — немножко колдун. Иначе, кто ещё может так залезть в твою душу?

— Ладно, слушай, — лейтенант-таки решился.

Прошёл дождь, и ты прошла,

И стук твоих шагов умолк,

Капля за каплей вода истекла,

Как между пальцев тонкий шёлк.

Вновь будет дождь и капли на стене,

И точно дождь, домой вернёшься ты,

Я буду думать только о тебе,

Ты — образец небесной красоты.

— Мило, — сказала я, наполняя бокалы. Пара полупьяных девиц за соседними столиками, забыли своих жирных ухажёров и вовсю рассматривали Грарда. Одна пыталась стрелять глазками. Эх, жаль, что я с ним — никак. Сейчас, как стала бы ревновать! А дурень даже внимания на этих шлюх не обращает. — Валяй ещё.

Лишь разреши прийти и посмотреть,

Рукой коснуться милого лица,

Позволь в огне безудержном гореть,

Дойти до исступленья, до конца.

Позволь утратить разум, скромность, стыд,

Тебя в объятьях радостно сжимать,

Чтоб страсть застила след былых обид,

Огонь любви мог яростно пылать.

— Что-то в этом есть, — я даже не шутила. Чувствовалось, что парень реально втрескался в соседку. — Могу понять того мясника.

— Эй, — одна из девиц, уделявших внимание Грарду подошла к нашему столику. Её ухажёр — плешивый пузан — проследил за дамой мутных взором и торопливо прокинул в рот стакан. — Красавчик, ты нахрена эту выдру подцепил? Смотри, какая фифа перед тобой, а? Бери и пользуйся. А как я стихи люблю!

— Хочешь? — я кивнула на гостью. Грард выпучил глаза. — Я подожду. Если переживаешь по поводу её кавалера, успокойся. Начнёт бузить — пойдёт спать. Так что?

Грард яростно помотал головой. Девица презрительно фыркнула и демонстративно поправила декольте, отчего её огромные сиськи едва не вывалились наружу. Потом пару раз назвала меня выдрой и направились обратно, виляя огромной задницей. Я смеялась. Пусть я — выдра, но со мной сидит красавчик-лейтенант, а с тобой, фифа — жирный урод.

— Ну, раз не хочешь, тогда — пей и читай стихи.

Мы выпили и совершенно багровый Грард принялся, запинаясь, читать:

Когда тебя встретил впервые,

Не думал, что в сердце оставлю,