– Вот-вот! Не буду утомлять тебя болтовней и рассказывать, с чем связана Пасха, но смысл в том же – в возрождении. В новой жизни. Суть в чем: в деревнях и в особняке, повсюду будут празднества и танцы. Не все одобряют столь бурное празднование церковных обрядов, но я, как ты понимаешь, – он ухмыльнулся, – одобряю. Мне нравятся праздники. Вообще, никогда не видел в них ничего, кроме повода лишний раз хорошенько выпить вина, но на этот раз что-то ударило мне в голову, и я хочу танцевать.

На этом Гийом замолк, загадочно скосив глаза в сторону. В уголках его губ заиграла улыбка, которая всегда казалась Элизе магически-красивой и соблазнительной, но истолковать ее значение она никак не могла.

Зная, что обыкновенно Гийом всегда приходит к ней, чтобы рассказать о своих похождениях с другими девицами, Элиза мысленно приготовилась к очередной порции его хвастовства – столь для нее болезненного – и твердо решила, что сохранит достойное лицо, что бы он ей ни сказал.

– Что ж, – нарочито равнодушно проговорила она, – там наверняка будет множество красивых девушек. Ты найдешь, с кем потанцевать.

– А зачем мне какие-то девушки? К черту их! – Гийом вдруг посмотрел на Элизу, и ей показалось, что его взгляд прожег ее насквозь, добравшись до самой души. – Я с тобой хочу танцевать. Только с тобой.

Элизе показалось, что весь мир замер вместе с ее оборвавшимся дыханием.

Не мигая, она смотрела на Гийома, пытаясь понять, можно ли поверить собственным ушам. Что это было? Подвох? Проверка ее реакции? Столь изощренная попытка ранить, или нечто иное? Его сверкающие льдисто-голубые глаза не давали ответа.

– Ну как? Согласна? – небрежно поинтересовался Гийом низким голосом, касаясь ее руки.

Элиза изумленно моргнула.

– Ну что же ты? Язык проглотила? – усмехнулся он. – Я зову тебя потанцевать, а ты даже не удостоишь меня ответом?

Элиза мотнула головой, пытаясь сбросить с себя оцепенение.

– Д-да… – почти прошептала она, все еще не веря, что это происходит с ней. Она так боялась, что вот-вот проснется от этого сна – слишком прекрасного, чтобы быть правдой. А ведь наяву она, наверняка, не могла позволить себе появиться на таком празднике в обществе графа. – А так… можно? – неуверенно спросила Элиза.

– А почему нет?

– Ты знаешь. – Она неприязненно покачала головой. – Ты ведь граф, а я… меня кличут ведьмой. Разве дозволено мне…

Гийом громко фыркнул, презрительно закатив глаза.

– Элиза, как ты верно заметила, я граф. Так покажи мне того, кто запретит мне привести тебя на танцы. – Он подмигнул ей, все еще не отпуская ее руки.

Элиза выдохнула и улыбнулась, как не улыбалась уже очень давно. И улыбка эта была такой светлой, что, казалось, могла озарить своим сиянием всю комнату.

– Значит, станцуем! – Гийом вдруг прижал ее руку к своим губам, продолжая безотрывно глядеть ей в глаза. Это не было вежливым церемониальным поцелуем, каким одаривают дам на светских приемах. Он смотрел на нее поверх руки, к пальцам которой не переставал нежно прижиматься губами, и в глазах его бесстыдно, открыто, во всю силу сверкало то, что он так долго сдерживал, считая грехом.

– Моя Элиза, – произнес он.

Элизе казалось, что она и вправду может расслышать стук собственного сердца, словно рухнувшего куда-то вниз, подскочившего вновь и пустившегося в бешеную пляску. Пламя, разгоревшееся где-то в груди и там, на самых кончиках пальцев, которые он целовал, было почти ощутимым, будто жар и вправду охватил ее, пронесшись по всему телу вспышкой грозовой молнии, и замер где-то на дне горящих страстью голубых глаз Гийома де’Кантелё.

«Я люблю тебя», – подумала Элиза.

Гийом заговорщицки улыбнулся, медленно отступая и плавно отпуская ее руку.

–До встречи, – вкрадчиво проговорил он и вдруг сорвался с места, скрывшись за дверью.

Элиза, не в силах шелохнуться, осталась стоять посреди комнаты.