Услышав его гнев, некоторые крестьяне попятились, но большинство почему-то не спешило его слушать.

Ансель едва удержался от того, чтобы застонать.

– Гийом, уезжай. Я разберусь…

– Ты уже «разобрался»! – не унимался Гийом. С вызовом вздернув подбородок, он вновь заговорил обличительно: – Вот, к чему это привело! – Он обвел кивком небольшую толпу селян с такой обидой, будто Ансель сам собрал здесь этих людей.

– А раз инквизитор ездил к тебе, может, и ты еретик? – послышалось от кого-то.

Гийом медленно повернул голову к собравшимся крестьянам.

– Кто это сказал? – угрожающе-спокойным голосом проговорил он. – Кто посмел так обратиться к своему графу?

– Я, – выступил вперед староста. Страха в его голосе не было, лишь вызов. – Ваше сиятельство ведет себя странно, и мы все это видим. Вы похожи на одержимого. – Голос его на миг дрогнул, однако он продолжил: – Если выбирать между вашим гневом и инквизицией…

– Предатели! – прошипел Гийом, потянувшись к мечу на поясе. – А ведь я хотел сделать для вас как лучше! Трусливые, неблагодарные…

– Не надо! – попытался остановить его Ансель, однако не смог даже дотянуться, чтобы положить руку ему на плечо. О том, чтобы перехватить его руку с мечом, и речи не шло.

– Вам это даром не пройдет! – холодно проговорил Гийом, обнажая меч. – Подойди и повтори то же самое с клинком у горла, если осмелишься! – крикнул он. – Ну же, скажи своему господину, что он одержимый, еще раз!

Ансель замер, не зная, что предпринять, и толком не понимая, что собирается делать граф.

– Трусишь? – с издевкой спросил Гийом, приближаясь к обидчику. Вид знатного человека на коне с обнаженным мечом в твердой руке и с нехорошей улыбкой на лице, напугал крестьянина достаточно, и он попятился. – Кидаешься громкими словами, а после трусишь? Думаешь, теперь за молчание тебе ничего не будет? – Он замахнулся мечом. Клинок ярко блеснул в свете огня.

«Что он делает?» – ужаснулся Ансель. – «Неужто он сможет вот так запросто ранить человека? Это ведь не так-то легко!»

Однако послышался вскрик боли, и крестьянин отшатнулся на несколько шагов, зажав рукой плечо, по которому скользнул меч. На его одежде в переливах пламени факелов заблестела кровь. Гийом развернул коня перед дружно отступающими обидчиками, по-прежнему твердо держа меч.

– Еще желающие обвинить меня в чем-то? – громко спросил он.

На миг повисла тишина. А затем кто-то выкрикнул:

– Демон! В графа вселился демон!

Небольшая толпа взорвалась криками:

– Одержимый!

– Вы все там еретики!

– Господи, спаси! Надо доложить в инквизицию!

– Ересь! Граф – еретик!

– Еретик!

– Бес!

– Еретик!

Недавно притихшие люди вдруг вновь преисполнились воинственного настроя, и начали наступать. Гийом, отринув всякое благоразумие, решил встретить опасность лицом к лицу: он вновь занес меч. Казалось, он был готов в ярости рубить всех без разбору.

«Хватит», – решил Ансель. – «Я хотел, чтобы все было не так».

– Надо уходить, – твердо сказал он, подстегнув лошадь, так что она поравнялась с лошадью Гийома, и схватив того за руку с занесенным мечом.

– Да я… – шипящим голосом, и вправду навевающим мысли об одержимости, начал граф, но Ансель перебил, посмотрев на него полным непоколебимой строгости взглядом:

– Быстро.

Из толпы, не перестававшей галдеть и выкрикивать однообразные обвинения, вдруг вылетел один смельчак, уловивший замешательство в действиях противников. С воинственным криком, в котором можно было расслышать что-то похожее на «изыди!», он подскочил к всадникам и замахнулся вилами, которые держал в руках. Неповоротливые кони не успели отшатнуться, а люди – уловить движение этого странного оружия.