Кровь в круге - Остин Марс (2019)

Вера встала и пошла за тем одеялом, которое хранилось в прихожей и уже бывало на полу. Принесла и постелила в центре библиотеки, указала министру на него гостеприимным жестом:

— Наслаждайтесь.

Он улыбнулся, оценил расстояние от себя до одеяла, посмотрел на свою руку, все еще крепко вцепившуюся в книжную полку, с легким смущением посмотрел на Веру:

— Я сейчас попытаюсь туда дойти. Чур, не смеяться!

— Я вообще могу выйти из комнаты, и не возвращаться, пока вы не позовете.

— Отличная идея!

Вера вышла, остановилась у двери, прислушиваясь и ожидая грохота, но обошлось без него. Раздался блаженный зевок и расслабленный голос министра:

— О, боги, как же хорошо… Не зря я сюда приполз. Вера, заходи. Когда будешь снимать с меня ботинки, осторожно, там лезвие в каблуке.

Она вошла и остановилась у стола, глядя на министра, балдеющего на одеяле.

— Почему вы решили, что я буду их с вас снимать?

— Потому что ты добрая, Вера. Ты не любишь, когда рядом с тобой кто-то голодный или кому-то неудобно. Ты всех окружаешь безнадежно физической заботой, физически ты не мучаешь, не. Ты действуешь глубже и тоньше, выедая мозг и разъедая душу. Стерва. Ненавижу. Принеси мне подушку.

— Идите к черту.

Она демонстративно села за стол и открыла книгу, министр рассмеялся и вздохнул, иронично сказал:

— Если я сдохну от отравления этой ночью, это будет последнее, что я услышу перед смертью. Как ты посылаешь меня в ад.

Вера молчала, он подождал и попробовал еще раз:

— Не хочешь сказать что-нибудь другое?

Вера начала точить карандаш. Министр усмехнулся:

— Ладно. Я это заслужил.

Она закончила точить карандаш и взяла следующий, министр продолжил:

— Я все заслужил, что со мной происходит. Я сволочь, Вера. Я подавал такие надежды, а теперь я ноль. Я даже не могу дать своей женщине достойный статус. И не могу заставить ее принять недостойный. Точнее, могу, но… тогда я вообще стану наигнуснейшей тварью, я не хочу так жить. На меня все смотрят, ждут… а я ноль. Если я похороню дом Хань, мать переедет в мой, а я не хочу с ней жить. Если я ее убью, у меня не будет женщины в доме, вообще. Где выход, Вера?

— Иногда, лучший выход — это в окно, — буркнула она, берясь за следующий карандаш. Министр фыркнул:

— Не дождутся. Уж сколько дивных глупостей в цыньянской культуре, но самоубийство из них — самая идиотская. Я буду жить. И пусть сдохнут все, кому это не нравится. Без дома, значит без дома, я буду жить как получится. Будешь жить со мной без дома?

— Да вы мне и с домом не нужны.

"Дзынь."

Министр рассмеялся, самодовольно сказал:

— Ты все еще меня любишь, Вера. Как же тебя так неудачно угораздило? Не по-вез-ло. А могла бы влюбиться в какого-нибудь Рональда, и жить, горя не знать. Или в Неждана.

Он смеялся, она точила карандаш, он осторожно сел, чтобы ее видеть, и с бездной гордости заявил:

— Я его все-таки перепил. Они там почему-то уверены, что цыньянцы плохо переносят алкоголь. Я же обычно не пью, они думали, это из-за этого. Того, в смысле. Что не переносят. Тот случай с мечом и пляжем Бесноватых уже все забыли, почти сказка. Ну ниче, повторим, если надо.

Вера оторвалась от заточки карандаша и посмотрела на министра, аж светящегося от самодовольства:

— Вы пили с Нежданом?

— Да. Вдвоем. Он меня позвал, я пришел. Мы выпили все, что я принес, и почти все, что у него было в доме.

Вере поплохело, она спросила:

— Он жив?

Министр злорадно рассмеялся и улегся поудобнее, махнул рукой:

— А хрен знает, завтра в отчетах прочитаем. Надеюсь, он сдох. Охренительный способ убийства — вообще не подкопаешься, сам пил, никто в рот не заливал.

— На чем вы с ним остановились?