Кровь в круге - Остин Марс (2019)

— Граф де'Бонней когда-то был маркизом, это титул хозяина приграничных территорий, он дает право сидеть ближе к королю за столом, и другие придворные несущественные плюшки, но главное, он дает право на пятидесятипроцентную скидку по налогам. В древние времена, когда Карн воевал со всеми соседями, эти пятьдесят процентов маркиз был обязан тратить на содержание армии и укреплений, но сейчас графы расслабились, стали ленивыми и жадными, и эти пятьдесят процентов воспринимают просто как приятный бонус к своим доходам. Но после присоединения Четырех Провинций его графство потеряло статус пограничья, и эти пятьдесят процентов скидки он потерял. Для него это выглядело так, как будто налоги подняли вдвое, он был жутко возмущен, и начал искать способы увеличить свои доходы до состояния как было. И мой отец предложил ему хороший способ — построить в его графстве несколько фабрик по новейшим технологиям, как раз можно цыньянцев туда нанять, они дешевые и двужильные. Цыньянцам — рабочие места, де'Боннею — прибыль, Карну — продукцию, все в выигрыше. Он, естественно, схватился за эту возможность. Это было еще до моего рождения, тогда графом был отец нынешнего. Потом через время отец открыл там еще несколько заводов, потом еще, технологии совершенствуются, объемы растут, прибыль растет, жадность тоже растет — она никогда не бывает удовлетворена полностью, это ее главное свойство. А когда у кого-то внезапно появляются легкие деньги, это почти всегда его… скажем так, расслабляет. Расхолаживает, делает самоуверенным, лихим и глупым. Это происходит как с людьми, так и с государствами, и тем более, с княжествами. А у де'Боннеев есть северская кровь, северцы всегда славились национальной такой… почти гордостью — ставить все, идти ва-банк, такая отвага, плюющая на осторожность. Чтобы если выиграть, то состояние, если проиграть — то все подчистую. У них обанкротиться с одной неудачной сделки — почти национальная забава, там миллионеры растут как грибы, каждый год, и так же стремительно превращаются в нищих приживал у более осторожных родственников. И вот на этом де’Бонней и погорел — поверил, что схватил удачу за хвост, и расслабился. Его графство буквально за год стало жить очень хорошо, заводы строились и процветали, зарплаты и премии платились регулярно, выделялись гранты на всякий оригинальный малый бизнес, фермеры побросали поля и ударились в производство совершенно ненужных, но забавных штук, открыли фабрики люксовых товаров для дома, расписной посуды, одежды из элитных шелков и мехов, эксклюзивной ювелирки, феерически роскошных карет. Хорошие, кстати, кареты, я купил самую первую, не пользовался, правда, ни разу — уж очень гламурная. Вам, наверное, подарю.

Вера смотрела на рисунок на стене — там красивая цыньянка, нарисованная струящимися лентами и брызгами алого, рассматривала сквозь лупу лезвие ножа в крови. Они прошли мимо, она ровным тоном спросила:

— И что случилось с графством де'Боннея?

— Ничего, у него все хорошо — заводы дымят, творческие люди вырезают из золотых листов украшения для карет.

— И чем вы его прижали?

— Транспортом.

Вера посмотрела на него, он улыбнулся с видом единственного умного человека, окруженного идиотами: