Семья (не) на один год - Мария Коваленко (2022)

— Сегодня было последнее слушание в суде. Я скинул оглашение приговора на Пашу и купил билет в Питер. На первый попавшийся рейс. Первый раз летел экономом.

— Зря покупал!

Глаза открывать было страшно. По телу побежала дрожь, и все мое ожидание, вся тоска вылилась в один отчаянный толчок.

Я пихнула Никиту в плечи. Не понимая, что делаю. Не задумываясь. И отшатнулась.

— Все равно злишься.

Муж провел ладонью по своим отросшим волосам. Такой непривычный. В мятой рубашке. В брюках с темными каплями от дождя. В носках. Даже мое уставшее воображение не смогло бы придумать такого призрака.

— Если я на кого и злюсь, то это на себя! Дура. Полная.

Слезы водопадом брызнули из глаз. Им невозможно было сопротивляться. Никакие попытки успокоить себя, «взять в руки», как говорила Татьяна Егоровна, не помогали.

Безнадежное ожидание не хотело превращаться в радость. Боролось за тоску, за грусть до конца.

— Телефон правда разрядился. — Никита достал его из кармана и протянул мне. — Я даже СМС набрать не успел. Думал, в самолете решу проблему, но не смог.

— Ты всё можешь! Я знаю!

В дополнение к слезам начало колотить. Зуб на зуб не попадал.

— Иногда не могу...

Никита развел руки и шагнул в мою сторону. Осторожно, как переговорщик рядом с безумцем, от которого всего можно ожидать.

— Не... надо...

От его близости меня буквально смяло. Казалось, если прикоснется — совсем сломаюсь. Даже те жалкие остатки самоконтроля, что еще держали на ногах, не смогу уберечь.

— Я забыл, как это, когда по мне скучают.

Он сделал еще один маленький шаг.

— Никита, мне не важно. До лампочки.

Лопатки до боли впились в стену. Никакой свитер не спасал.

— И о других заботиться разучился.

— Не нужно мне ничего рассказывать. Пожалуйста...

Я уже даже не пыталась сохранить гордый вид. Рукавом смахивала слезы. Отводила в сторону глаза. И жалась... жалась в стену, словно могла ее сдвинуть своими хилыми силенками.

— У меня даже поухаживать за тобой нормально не получается. Эта работа...

Никита тряхнул головой и встал напротив меня. Грудью к груди. Носок к носку. Так близко, что лицом можно было ткнуться в его ключицу... вдохнуть запах и наконец поверить.

— Ты за мной десять лет ухаживал. Забыл?

Сама не знаю, где нашла силы поднять взгляд. Еще секунду назад прятала его. Изучала шторы, рисунок обоев. А тут... будто пружина какая-то сработала.

Я уставилась, не моргая, в глаза. И чуть по стеночке вниз не спустилась от того, что увидела.

Никита не врал про усталость. Не врал, что скучал. Ни секунду не обманывал, что жалеет. Даже самый гениальный гример не смог бы создать такие морщинки в уголках и тень под глазами. Даже лучший актер не сыграл бы такую горечь.

Смотреть было больно. Прятаться от этой чужой... своей разбитости не получалось.

— Три недели — это много. — Я осипла, совсем как муж.

Сдалась.

Подрагивающими руками коснулась его колючей щетины.

Подушечками пальцев прошлась по бровям и вискам.

— Я к тебе даже привыкнуть не успела, а ты... исчез.

Страхи, которые до того держала в себе, ядовитые слова Кристины и мои детские обиды — все они словно сжались в один колючий шар и ударили изнутри. В грудь.

— Маленькая, прости...

Не знаю, как Никита почувствовал, что со мной творится. Ума не приложу, как догадался... Но его губы мгновенно прижались к моим и словили первый болезненный стон.

— Не маленькая, — прошептала я, губами касаясь губ.

— Вижу. — Сильные мужские руки резко скользнули с моей талии ниже. Подхватили под бедра и подняли вверх. — Знаю.

Никита с мученическим выражением лица глянул на меня снизу-вверх.

— У меня есть три дня, — признался он. — Свободных полностью. Хочешь, завтра экскурсию тебе устрою?

— По Питеру?