Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

Сейчас у меня в груди замыкание какое-то. Треск и слишком быстрый стук. Надо тормозить, я ведь прекрасно понимаю, что кровотечение бывает разное. Не факт, что серьезное. Но… И как назло, телефон забыл включить после родов девчонки с зависимостью. Наверное, Вика звонила, а я был вне доступа. Умнмца, что Дарине набрала.

Влетаю в приёмное, но напарываюсь на Жестякова.

— Позвони в патологию, Алина, — отдаёт распоряжение медицинской сестре за регистраторской стойкой, — пусть подготовят для поступившей восьмую палату.

— Где Разумовская? — перебиваю его. обращаясь к Алине.

Девчонка растерянно смотрит то на меня, то на Жестякова, зависнув с трубкой в руках.

— Она с Жуковой, а тебе что? — Роман поднимает брови. — Госпитализирую её к себе. Но Дарина Фёдоровна попросила лечащим оставить её. Говорит, у них договорённость.

— Мы положим её ко мне в отделение, — отрезаю.

— Стоп-стоп, Зернов, — тормозит меня ладонью, когда я уже намереваюсь прорваться в процедурку приёмного. — К тебе в отделение она попадёт ориентировочно недель через тридцать. Если выносит, конечно.

На последних словах сжимаю зубы и отталкиваю его в сторону, игнорируя возмущение, и влетаю в процедурку.

Вика лежит на кушетке, рядом над капельницей колдует медсестра, Дарина как раз выключает аппарат УЗИ.

— Привет, — подхожу к Вике и беру её за руку, крепко сжимаю холодные пальцы.

— Привет, — отвечает негромко сухими губами.

— Бывший?

Её пальцы дрожат, а в глазах слёзы. Вижу, что не хочет жаловаться, но по взгляду и молчанию всё становится понятно. А мне и самому будто нож между рёбер воткнули, а потом ещё и провернули пару раз.

Поднимаю глаза на Дарину, готовясь услышать что угодно. Хотя, нет. Сам посмотрю. Я себе уже обещал, что только сам своими глазами видеть должен. Вика же отключается.

— Ей дали успокоительное, — Дарина подтверждает предположение. — Эмбрион жив, возле плодного яйца ретрохориальная гематома. Предварительно: сильный стресс.

Убью скотину. Вне сомнений: его рук дело.

— Процент?

— Меньше двадцати. Но я считаю, нужна госпитализация. Ей поставили кровоостанавливающие и гормоны. Дальше буду разбираться.

— Зернов, в чём проблема? — сзади наш разговор слушает Жестяков. И решает, наконец, всунуть своё жало, — Ты отделения перепутал?

Только его ядовитого тона мне не хватало сейчас. Хочется послать так крепко, чтобы точно ушёл.

— Рома, тут личное.

— Хуже нет, когда смешивают работу и личное…

— Это ребёнок Захара, — затыкает его Дарина.

Этому ещё отчитываться.

— Поэтому я её забираю к нам.

— Нет, не забираешь, — теперь она уже затыкает меня. — Ты сам пришёл ко мне с просьбой, Зернов. Или мы прекращаем препираться, и ты больше не суёшь нос ко мне и моей пациентке…

— Судя по УЗИ, тут не только нос недель до двенадцати — четырнадцати минимум, а там, может, и дальше…

— Заткнись, Рома, — снова обрывает его Дарина, а потом опять поворачивается ко мне, — … или я не буду заниматься ею вообще.

Она права. Я сам пришёл к ней с просьбой, предполагая, что если возникнет сложная ситуация, голова, принимающая решения, должна быть холодной.

Смотрю на Вику и медленно выдыхаю. Ничего критичного в её ситуации нет. Нужна сохраняющая терапия. Жестяков, как бы я к нему не относился, хороший врач. А тем более, Викой будет заниматься Дарина, хоть и в его отделении.

— Давай, Зернов, вали домой отсыпаться. А о твоей Вике я позабочусь.

— Хорошо, — соглашаюсь скрепя сердце.

Провожу ладонью по тёмным волосам Вики, внутренне обещая, что всё будет хорошо. Как врач, я не имею морального права давать такое обещание, но я не её врач. Так что мне можно. Хотя бы про себя.

Взяв с Дарины обещание держать меня в курсе ситуации, сам решаю на несколько часов уехать домой. Вика будет спать сейчас. Дарина права, мне тоже нужно.