Еще одна станция - Кейси Маккуистон (2021)

Она пролистывает записи, возвращаясь к хронологии, которую она вырисовала.

Почему «Бию Су» кажется таким знакомым?

Если бы это не было так безумно и если бы она не думала, что ее мама затянет ее обратно в темную дыру расследования исчезновения дяди Оги, то она попросила бы ее помочь. Сюзетт Лэндри, может, и не нашла то, что искала, но она хороша. Она раскрыла два чужих дела-«висяка» в ходе своей работы. Она играет грязно, знает свое дело и никогда ничего не бросает. Это лучшее и худшее в ней.

Поэтому, когда она отвечает на ночной звонок мамы – после того как сбрасывала ее пару проведенных как в тумане недель, – она не планирует заговаривать о Джейн. Совсем.

Но ее мама знает.

– Почему у меня ощущение, что ты мне о чем-то не рассказываешь? – Огаст слышит на фоне шредер. Видимо, она достала какие-то документы, которых у нее не должно быть. – Или про кого-то?

– Я…

– О, это кто-то.

– Я буквально сказала один слог.

– Я знаю своего ребенка. У тебя такой тон, как когда Дилан Чаудхари случайно положил записку с приглашением пойти на танцы тебе в шкафчик в одиннадцатом классе, а потом попросил ее обратно, чтобы вручить девушке в двух шкафчиках от тебя.

– О боже, мам…

– Так кто он?

– Это…

– Или она! Это могла бы быть она! Или… они?

Огаст не хватает сил быть тронутой тем, как усердно она старается быть инклюзивной.

– Никто.

– Хватит врать.

– Ладно, хорошо, – говорит Огаст. Если ее мать захотела узнать ответ, она не остановится, пока его не получит. – Есть девушка, с которой я познакомилась… в метро. С которой я как бы встречаюсь. Но, по-моему, она не хочет ничего серьезного. Она не очень… доступна.

– Понятно, – говорит мама. – Что ж, ты знаешь мое мнение.

– Никогда не ходи с кем-то куда-либо, если сначала не проверила, что у него в багажнике нет оружия, – монотонно бубнит Огаст.

– Можешь смеяться сколько хочешь, но меня никогда не убивали.

Огаст могла бы объяснить, что Джейн не может даже выйти из метро, но вместо этого она сменяет тему и спрашивает:

– А что с детективом Примо? Он все еще ведет себя как мудак?

– Ох, дай я тебе расскажу, что этот скользкий хрен сказал мне, когда я звонила в последний раз, – говорит она, и начинается.

Огаст переключает телефон на громкую связь, позволяя голосу мамы размыться в белый шум. Она проходится по хронологии, пока ее мама говорит о зацепке, по которой она пошла, про то, что Оги мог быть в Литтл-Роке в 1974-м, и она думает про имя Джейн. Су Бию. Бию Су.

– В общем, – говорит мама, – где-то есть ответ. Я столько о нем в последнее время думаю, понимаешь? – Огаст смотрит на стену спальни, на фотографии, прикрепленные кнопками того же бренда, которым пользовалась мама, чтобы делать дырки в их гостиной. Она думает о своей маме, поглощенной человеком, который даже не может вернуться, живущую этой тайной, у которой нет решения. Посвящающая всю свою жизнь призраку.

– Да, – говорит Огаст. Слава богу, что она совсем не такая.

– Моя помада нормально выглядит? – спрашивает Майла, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Огаст. Ее локоть выбивает телефон из рук Уэса, и он ворчит, поднимая его с пола метро.

– Стой, – говорит Джейн, наклоняясь вперед, чтобы стереть пятно ярко-синей помады большим пальцем. – Вот. Теперь ты идеальна.

– Она всегда идеальна, – говорит Нико.

– Фу, – стонет Уэс. – Тебе повезло, что это твой день рождения.

– Это мой день рождеееения, – счастливо поет Нико.

– Двадцать пять – преклонный возраст, – говорит Майла. Она целует его в щеку, снова смазывая помаду.

Нико расправляет красную бандану на шее, как ковбой, не спеша выходящий из таверны. У него деним на дениме, с лоскутом в виде американского флага на одном плече и завитком, артистично падающим ему на лицо. Пуэрториканский Спрингстин в праздник Четвертого июля. Сегодня и правда четвертое июля.