Еще одна станция - Кейси Маккуистон (2021)

И Огаст, которая почти всю свою жизнь воспринимала все серьезно, время от времени отпуская циничные шутки ради выживания, должна признать: Джейн в чем-то права.

– Ладно, – говорит Огаст. – Ты меня уговорила.

– Я знаю, что я тебя уговорила, – отвечает Джейн, и вот оно – царапанье короткими ногтями хлопка белья Огаст.

Черт.

– Джейн, – говорит она, хоть и никто рядом не обращает на них никакого внимания.

Ладонь Джейн осторожно замирает, но она тянется вверх, к шее Огаст, касаясь губами мочки ее уха, и говорит:

– Попроси меня остановиться.

И Огаст должна. Огаст должна попросить ее остановиться. Она должна хотеть попросить ее остановиться.

Но кончики пальцев Джейн ласкают ее, раздразнивая ее нервные окончания, заставляя бедра ныть, и она думает о том, что все месяцы желания отточены до изысканного совершенства, остро врезающегося в ее кожу, пока не кажется, будто вот-вот потечет кровь.

Осторожность и нож. Она клялась на них. Но это острее, и она не хочет, чтобы это прекращалось.

Поэтому, когда большой палец Джейн проскальзывает под хлопок и Джейн ищет в ее глазах ответ, Огаст кивает.

Особенность Джейн в том, что она именно то, чем Огаст не является, и это работает. Там, где она мягкая, Джейн твердая. Где она резкая, колючая и сопротивляющаяся, Джейн широко улыбается и ведет себя непринужденно. Огаст потеряна в чем-то, опасно похожем на любовь, а Джейн смеется. И здесь, между станциями, между ее ног, она встревожена и напряжена, а Джейн уверенна и спокойна, водит пальцами, находит свой путь, ловкий и сводящий с ума.

Ее разум утопает в ощущении того, что можно отпустить контроль, позволить Джейн толкать себя прямо к своим границам.

– Продолжай говорить, ангел, – шепчет Джейн ей в ухо.

– Эм… – Огаст заикается, с трудом сохраняя спокойное лицо. Средний палец Джейн совершает круг, и Огаст хочет насадиться на него, но она не может двинуться. Она никогда не была так благодарна людям, которые возят в метро мебель из «Икеи». – Черт.

Она чувствует тепло от тихого смеха Джейн на своей шее.

– Мы могли бы… – пробует Огаст. Ей требуется все силы, чтобы ее голос звучал ровно. – Мы могли бы попробовать воссоздать все, начиная с лета 76-го. Я могу проникнуть – черт – в кабинет «Билли» и поискать, есть ли – ох – есть ли у них какие-то данные, которые могут быть полезными.

– Взлом и проникновение, – говорит Джейн. Вагон выезжает на дневной свет, и Огаст приходится впиться ногтями в колено Джейн, чтобы не упасть. – Ты знаешь, как это горячо?

– Я… – Короткий вдох. Она не может поверить, что это происходит. Она не может поверить, что она это делает. Она не может поверить, что когда-то ей придется перестать это делать. – Наверно, криминальное поведение не возбуждает меня.

– Интересно, – непринужденно говорит Джейн. – Потому что кажется, что ты заводишься, когда делаешь то, что не должна делать.

– Не уверена, что у тебя достаточно – ах – доказательств для подтверждения этой теории.

Джейн наклоняется ближе и говорит:

– Тогда попробуй не кончить.

И Огаст думает, что должна найти способ вытащить отсюда Джейн, только чтобы ее убить.

Сначала все идет медленно – по напряженным плечам Джейн видно, что она не может двигаться так, как хочет, поэтому двигается отрывисто, точно и смертельно, – пока все не меняется, не становится быстрым и поверхностным, и Огаст говорит, стараясь заставлять слова выходить из ее рта, сглатывать вздохи, стараясь не смотреть на Джейн, смотрящую на нее. Это самое глупое, что она делала с тех пор, как прыгала между вагонами, но почему-то кажется, будто ее тело наконец-то обрело смысл. Она кусает губу, чувствуя нарастание, белую мглу, зажмурив глаза и горя в бедрах от необходимости оставаться неподвижной. Джейн целует ее шею под волосами.