Еще одна станция - Кейси Маккуистон (2021)

– Я просто хотела… черт возьми, ладно, глупый вопрос, прости… черт возьми.

Огаст думает о лете в Новом Орлеане, стаканах со льдом и сахарным сиропом с мандарином, клубникой и жимолостью, капающим ей на подбородок и прилипающим к пальцам, удушливом тумане из пара и пота. Джейн двигает бедрами, преследуя ощущения, и с ее губ слетают мягкие стоны все быстрее и быстрее, пока она полностью не отдается. Ногти Огаст впиваются в кожу ее бедер прямо там, где они переходят в таз, и она в восторге от этого, в восторге от Джейн, в восторге от бархатистых ног Джейн у ее лица, в восторге от того, как Джейн ощущается на ее губах и на ее языке, в восторге от того, как она движется в волнах отчаянного инстинкта без намека на смущение. Огаст могла бы научиться жить не дыша, лишь бы это длилось вечно.

Когда это заканчивается – не заканчивается, у них так не бывает, но когда Огаст переваливается через край без сил – Джейн целует ее небрежно, в опьянении и эйфории. Она пахнет как Огаст, и это совершенно другое откровение – ее тело, и тело Джейн, и все способы, которыми они могут задерживаться друг на друге.

У этого, похоже, никогда не бывает начала или конца. Раньше все зависело от обстоятельств, но теперь это путаница из касаний, один поцелуй, перетекающий в другой, бесконечное скольжение, непрерывная волна. Они обе дают и берут, обе по очереди ахают, матерятся и опускаются на колени. Это могло бы длиться часами или днями, думает Огаст, когда у нее в мозгу находится что-то, способное мыслить. Джейн подкладывает подушку под таз Огаст, закидывает ноги Огаст на свои плечи, и Огаст идет ко дну.

Джейн снова нападает на нее своими смертоносными губами и пальцами. Ее движения похожи на искусство. Она находит каждую частицу, удерживающую Огаст, и освобождает ее, пока Огаст не кажется, что она выливается из себя. Огаст в океане, она глина в руках того, кто знает, как сделать жизнь из ничего, она девушка под девушкой на кровати, путь до которой едва не стоил им жизни.

– Вот так, – шепчет Джейн, когда Огаст больше не может слышать отчаянные, полусознательные звуки, слетающие с ее губ. Одна ее ладонь и таз расположены между бедер Огаст, слепо и неустанно преследуя то, на что отвечает тело Огаст. Джейн трахает ее так, будто они центр вселенной. Огаст в звездах. – Такая прекрасная, ангел, боже, я тебя люблю…

Огаст снова кончает с ладонями в волосах Джейн, с закрытыми глазами, с дрожащим телом, и это не просто что-то поверхностное. До самых кончиков пальцев, в пении по всем ее синапсам, это такая большая любовь, что ее не остановить, это невыносимая, изысканная полнота. Невозможная. Позже, когда садится солнце и включаются фонари, Огаст чувствует на себе пульс Джейн и представляет все провода, бегущие над и под улицей и синхронизированные с этим. Это уже так не работает. Но все равно кажется, что так и есть.

– Знаешь, что самое безумное? – говорит Джейн. Она выглядит так, будто скоро заснет.

– Что?

– Ты важнейший человек, которого я только встречала, – говорит она. – И я вообще не должна была никогда тебя встретить.

* * *

Время, объясняет им позже Майла, не совершенно.