Жестокий бог - Л. Шэн (2022)

Я вскочил, как только Мэгги вошла в комнату. Она была не одна. Мама и папа тоже были с ней. Один взгляд на них троих, и все мои сожаления о том, что я сделал с этим человеком, исчезли. У мамы и Мэгги на глазах были слезы. Со лба Мэгги капал пот. Папа выглядел так, словно собирался кого-то убить. Если бы они подумали, что я улизнул, чтобы разбить произведение искусства за шесть миллионов долларов, мне было бы несладко.

– Вон! – Мама заплакала от облегчения. Она подбежала ко мне, подхватила на руки и крепко обняла, как будто я был ребенком. Мои конечности беспомощно задергались. Я почувствовал, как ее сердце бешено колотится рядом с моим собственным. На моей левой ладони остался липкий след.

– Боже, я так волновалась. Что мне с тобой делать, малыш Гудини?

– Судя по всему, заковать его в цепи за лодыжки и бросить в подвал, пока ему не исполнится восемнадцать, – пригрозил папа, подходя к нам и выхватывая меня из ее рук. Он опустил меня на землю и присел на корточки на уровне моих глаз, его лицо было грозным.

– Кто этот человек? – Он склонил голову набок, указывая на мужчину, попросившего меня коснуться его члена, но при этом все еще пристально глядя на меня.

Я только открыл рот, когда мужчина проворковал:

– Эмилия ЛеБлан-Спенсер! Наконец-то мы встретились. Я ваш огромный поклонник.

– Гарри Фэрхерст. То же самое можно сказать и о тебе. Я только что приобрела одну из твоих картин. – Мама уже оправилась от своей истерики, но пока еще не сводила с мужчины подозрительного взгляда.

Она взглянула на меня, ожидая подсказки. Папа встал и нахмурился. Ему тоже что-то не нравилось в этой сцене, но он не мог понять, что именно.

Но мне было стыдно.

Стыдно, что я облажался.

Убежал.

Попал в западню к этому человеку.

Я чувствовал себя глупым, юным и более ответственным за свое поведение, чем когда-либо, потому что на кону стояла работа Мэгги.

Она могла потерять работу, а папа мог заплатить шесть миллионов за мою глупость. И в любом случае я больше никогда не увижу этого засранца.

– Что мой сын делал с тобой в этой комнате, Фэрхерст? – напрямую спросил отец.

Мэгги подхватила меня на руки. Мама повернулась к мужчине по фамилии Фэрхерст, ее тело напряглось.

– Гарри?

Он смотрел на них всех, кроме меня. В его глазах сверкнуло что-то отчаянное, но я не знал, что это было. Он указал на разбитую статую у своих ног, и мое сердце екнуло.

Ублюдок не посмеет.

– Я случайно уронил это, – небрежно объяснил он, и улыбка вернулась в его голос. – Вон услышал грохот и ворвался внутрь. Он предложил мне свою помощь. Я сказал ему, что в этом нет необходимости и что ему нужно вернуться к тому, кто его зовет.

Ложь. Но я подумал, что она пойдет мне на пользу, поэтому держал рот на замке.

Папа повернулся ко мне.

– Это правда?

Гарри Фэрхерст не осмеливался дышать в течение всего промежутка между папиным вопросом и моим ответом. Мама отступила на шаг от Фэрхерста, в ее глазах было что-то дикое, чего я не мог прочесть – не просто беспокойство. Она была ошеломлена. Я не мог так поступить с ними, не тогда, когда я знал, что у Гарри все еще была салфетка с этой слизью в нагрудном кармане.

– Да, – наконец ответил я. – Я хотел посмотреть, что случилось.

– Ты можешь сказать нам правду, – тихо сказала мама. У нее был такой взгляд, будто она собиралась заплакать.

– Так и есть, – усмехнулся я. – Я говорю правду.

В тот день я сделал два удивительных открытия:

1. У меня была возможность уничтожить своих родителей. Все, что мне было нужно, – это сказать им правду. Чувство вины и перспектива того, что я буду в полном дерьме из-за этого, сделают все остальное.

2. Я бы скорее умер, чем уничтожил их.