Чебурашка - Олли Ро (2022)

Но не то, что Павел Свиридов упал передо мной на колени, заставило простить отцу ошибки, нет. Скорее то, что привело мужчину к подобному поступку.

Отчаяние. Боль. Сожаление. Сокрушение. Мучительные терзания совести. А еще покорность и принятие собственной недостойности, моральной неполноценности, глупости, трусливости. И осознание полной своей ненужности. Состояние, когда под гнетом собственного самоанализа гордость разрушается до состояния пыли. Становится ничтожной. Незначительной. Бесполезной. Потому что от человека не остается в данный момент ничего, кроме чувства вины.

Вот чем мне хотелось наградить Матвея.

Бесконечным чувством вины.

Когда я увидела их со Степой у подъезда, сцепившихся мертвой хваткой, на секунду показалось, что они просто обнимаются. Сердито так, крепко, по-мужски. От этой глупой мысли сердце, вопреки логике и разуму, мигом затопило волной радости, ведь Степа никогда не ведал отцовских объятий.

В том есть и моя вина.

Наверное, в глубине души, с того самого момента, как столкнулась с Матвеем у Дворца спорта около пяти дней назад, я подсознательно начала готовиться ко всему. В особенности к тому, что теперь Матвей точно станет частью нашей жизни. Частью Степиной жизни.

Но вот к чему я не была готова, и не прорабатывала ни в одном из своих сценариев, так это к тому, что Матвей за все эти годы даже не допустил малейшего шанса, что на свет появился наш ребенок.

Ни одного шанса.

Хуже того. Он, кажется, даже не вспомнил, что я вообще говорила ему о задержке. Не вспомнил! Для него наличие взрослого сына стало полной неожиданностью. Шоком. Новостью за пределами понимания.

Это точно было так, потому что сыграть настолько реалистично удивление и поражение даже не всякому актеру под силу.

Кажется, до последнего момента Матвей все ждал и надеялся, что я улыбнусь и скажу «Шутка!».

Его реакция для меня нелогична!

Сколько процентов у вероятности того, что Матвей тогда так и не узнал о моей беременности? Каковы шансы на то, что информация прошла мимо него, учитывая, что я лично написала ему сообщение и получила ответ, в авторстве которого ни на секунду не засомневалась?

Гораздо меньшие, чем шансы на то, что данные воспоминания просто вылетели из головы Соколовского вследствие многочисленных ударов по голове, что совершенно его не оправдывает.

Во время нашего разговора я на удивление чувствовала себя, как бы это выразиться… правильно. Все, что происходило в этот момент, было правильным и словно снимало с моей души огромный булыжник.

Противоречивое чувство. Ведь сейчас все в несколько раз усложнилось, но вместе с тем мне стало намного легче. Наверное, то же самое испытывают преступники, что под гнетом мук совести идут на чистосердечное признание.

Трясущимися руками открываю дверь и вхожу в квартиру. По влажному воздуху и специфическому аромату чувствую, что Степа варит гречку с курицей. К горлу медленно подползает тошнота. Искренне не понимаю, как мой сын способен в таких количествах употреблять кашу, которую я могу добровольно в себя впихнуть не более, чем раз в полгода или вообще никогда.

Меня ощутимо потряхивает, наваливается усталость и апатия — неминуемые последствия снижения адреналина в крови. Однако, тумблер внутри меня, дребезжавший несколько последних дней (а может и лет) в ожидании, наконец, щелкнул, переключился, выровняв напряжение.

Как говорится, карты вскрыты, господа.

Осторожно втискиваюсь в нашу маленькую кухню и присаживаюсь на табурет у стола. Внимательно наблюдаю за своим таким взрослым и одновременно юным сыном, перенявшим от меня привычку усиленно заниматься домашними делами в периоды крайнего волнения.