Ребенок от мажора - Мария Манич

Я не понимаю…он понял…или нет? Или мне нужно произнести вслух очевидные вещи. Вывести его на разговор, который я и так долго оттягивала? Сейчас смысла его откладывать уже нет. Потрясти перед его лицом дочерью еще раз?

Посмотри на нее — она же твоя!

Глаза. Губы. Нос.

Все словно ксероксом перекопировали, я в процессе почти не участвовала. Лишь рожала и мучилась в схватках двенадцать часов подряд.

Мы так и стоим нашей небольшой компанией внутри двора, около калитки. Молча. Минуты тянутся, словно часы. Я многое бы отдала, чтобы узнать, о чем сейчас думает Никита. Глубокий мыслительный процесс буквально отражается на его красивом лице.

– Ты поэтому сбежала два года назад? Залетела? От кого? От Макарова? – зло выплевывает Никита и плотно сжимает губы, смотря прямо на меня.

Округляю глаза. Морщусь, словно он меня ударил, вмиг заводясь до предела.

– Что?

– Ты слышала.

Смотрит внимательно и не дыша. Хочет увидеть первую реакцию и понять вру ли я. Только боюсь правда ему не понравится. Тычу пальцем ему в грудь, отталкивая от нас. Волков отступает к двери, не переставая пялиться. Не было его рядом никогда, и дальше не нужен.

– Сбежала? Залетела? От кого же я могла залететь? Дай, подумать! – стараюсь говорить тихо, но мой голос предает меня и звенит от возмущения и негодования. – Это ты исчез! Ты!

В ушах начинает стучать, от обиды и злости. Все что копилось и тлело долгие два года, хочет вырваться наружу. Не хочу устраивать истерик при Алиске, поэтому пытаюсь держать себя в руках. Часто дышу, смаргивая набегающие слезы, готова расплакаться от досады.

– Я уехал учиться. Ты это знала, Полина. Мы обсуждали и не раз мой отъезд. А твое бегство, какие-то нелепые сообщения о расставании, которые ты передала через Виту. Это, что было? – выпаливает Ник, впиваясь в мое лицо глазами. – Чья она? Кто отец?

– Какой же ты идиот, Волков…– качаю головой, не веря, что мой самый страшный сон происходит наяву. – Посмотри на нее еще раз. Внимательно.

Подхватываю на руки Алису, которая взвизгивает и хохочет, потому что мама взяла ее на ручки и обратила на нее внимание. Обнимаю ее, крепко-крепко прижимая к себе, не могу удержаться и целую ее пухлую щечку, смотря при этом прямо в глаза ее отцу. Он сжимаю челюсти, смотрит на нашу дочь.

Мое сердце обливается кровью и умирает целую минуту, этой молчаливый борьбы взглядами.

Она мое солнышко, моя любовь.

– А теперь уходи…– произношу сипло и открываю на калитке щеколду.

Не говоря ни слова Волков, делает как я прошу. Спустя несколько секунд до моих ушей долетает шум отъезжающей машины.

Никита

– Твою мать! – рычу, стискивая руль до побелевших костяшек.

Гоню из этой гребаной деревни, не различая дороги и не жалея подвеску тачки. Машина прыгает по ухабистому неровному асфальту, который клали ещё во времена Брежнева, если не раньше.

Голова раскалывается от потока мыслей и новой информации. В груди печёт, и я не понимаю: какого хрена? Знаю лишь, что хочу убраться подальше! Переварить и подумать. Мне надо подумать.

Чёрт! Чего тут думать!

– Ребёнок!

Сюрприз, твою мать! Как же так, Кнопка? Как же так…

Сегодня утром, когда выползал после трёхчасовой тренировки со стадиона, загоняв пацанов на пару с тренером так, что они еле стояли на ногах, а некоторые так и остались валяться на поле, хлестая воду, мечтал лишь об одном: увидеть её снова.

Полину Романову.

Пару дней назад попросил человека отца найти её адрес. Давно надо было это сделать, ещё когда только вернулся. Башка была не тем забита, а потом закрутился. Больница, тренировки, универ. И так по кругу.