Изменить судьбу - Юлия Богатырёва (2018)

— Зачем ты спрашиваешь меня об этом? Ведь наверняка уже успел все у Ольги разузнать. Я видел, как вы в субботу куда-то вместе ходили.

— Да, разузнал — не стал отпираться Ибрагимов — но я бы хотел услышать и твою версию происходящего, потому что подозреваю, что она может сильно отличаться от ее. А спрашиваю я потому, что хочу понять, чем вы руководствовались, когда затевали всю эту катавасию, ведь и ежу понятно, что вы жить друг без друга не можете. Если бы это было не так, сомневаюсь, что я отдал бы ее тебе так спокойно, без всякой борьбы. Оля ведь и мне сильно нравится, но я вижу, что с тобой она счастлива и ты тоже ее обожаешь, поэтому и смирился с таким положением вещей. А сейчас она ходит как в воду опущенная. Прости, но я не могу на это спокойно смотреть и ничего не делать. Пожалуйста, объясни мне, почему ты позволил ей себя уговорить на эту бредовую затею?

Сам того не подозревая, а может, наоборот, отлично зная, куда метит, Тимур своим вопросом попал в больное место. Однако вместо того, чтобы разозлиться и послать друга на все четыре стороны, как я в последнее время делал со всеми, кто задавал мне неправильные вопросы, меня вдруг неожиданно прорвало на откровенность:

— Отвали, Ибрагимов, и без тебя тошно. Не мог я поступить иначе, понимаешь? Думаешь, я не пытался ее отговорить? Еще как пытался! Но Ольга может быть ужасно упрямой и принципиальной. Как будто ты сам ее не знаешь! Вспомни, сколько времени ты вымаливал у нее прощение за свою выходку. Да и не факт, что вымолил бы, если бы не та злополучна авария. Так что ты как никто должен бы понимать: если уж ей что-то втемяшилось в голову, она никого не станет слушать, и бесполезно ей что-то доказывать. Вот и я оказался в какой-то степени в похожей ситуации. Оля вбила в свою головушку, что та авария не была случайностью, а являлась следствием нашего непорядочного отношения к моей невесте. Вот она и решила ради нашей безопасности (а точнее моей, о себе-то она почти не думает), разделить нас до тех пор, пока я все не улажу с Маринэ, чтобы, так сказать, и волки были сыты и овцы целы — слова сыпались из меня как из рога изобилия, и про себя я удивился насколько легче мне стало, когда я вывалил все, что накопилось в душе на Тимура. Вроде бы я все уже ему объяснил, но остановить словесный понос никак не получалось — я бы ни за что на это не пошел, я привел ей кучу доводов против этой, как ты абсолютно точно выразился, «бредовой затеи», но она начала плакать и умолять меня согласиться потерпеть до лета… А я не могу выносить ее слезы, для меня это как ножом по сердцу — непроизвольно вырвалось у меня. Тут я заставил себя замолчать, чувствуя, что мой рассказ вышел слишком уж личным и откровенным.

Но друг не посмеялся над моей слабохарактерностью, как я вначале опасался, а сочувственно взглянув на меня, вздохнул:

— Понятно. Выходит, я не зря тебя спросил. Знаешь, Оля ничего не рассказала мне про истинные причины вашего временного расставания. Отговорилась тем, что, мол, тебе будет проще разговаривать с невестой, если твоя совесть не будет так сильно отягощена совместным проживанием с ней.

— Да — подтвердил я — этот довод она мне тоже приводила. А в остальное, видно, не посчитала нужным тебя посвящать, потому что когда она мне все это рассказывала, я постарался втолковать ей, что ее теория за уши притянута, и нормальные люди на такое внимания не обращают.

Мы помолчали. Я не смог удержаться и все-таки задал вопрос, всю дорогу вертевшийся у меня на языке:

— Тимур… Как она там?

Друг печально вздохнул: