Закон Моисея - Эми Хармон

— Спокойной ночи, упрямец Дэн! — тут же выпалила она.

— Спокойной ночи, грубиянка Боунс! — сдавленно засмеялся Илай.

***

Я проснулся, вздрогнув от того, что моя шея затекла, а щека была влажной из-за слюны, стекающей изо рта на фотоальбом, оставленный Джорджией. Я уснул, цепко держа его в руках, а в итоге он оказался на полу у меня под головой. Я задумался о том, что разбудило меня: дискомфорт или сон о Джорджии, целующей Илая на ночь. Но поднявшись на ноги, я тут же испытал слишком знакомое ощущение непрошенных гостей. Мои пальцы согнулись и начали холодеть, но я оттолкнул прочь всепоглощающее желание заполнить свежевыкрашенные стены чем-нибудь еще. Чем-то живым. Или тем, что когда-то таким было.

Я осторожно проверил воду, сопротивляясь порыву что-то сотворить, и посмотрел сквозь мерцающие стены, пытаясь мельком взглянуть на того, кто ждал по другую сторону. Я хотел снова увидеть Илая. Я боялся того, что он не возвращался.

Первый человек, о ком я подумал, была Молли. У нее были такие же волосы, но когда я позволил водам рассеяться, то смог увидеть, что это была другая девушка. Я позволил ей перейти, прижимаясь спиной к стене и с любопытством наблюдая за ней. Она совсем ничего мне не показала, не посылала никаких образов своих близких или отрывков из ее ушедшей жизни. Она просто прошла к самой дальней стене гостевой комнаты, к стене, которую мы с Тэгом покрыли белой краской. Мы закрасили все стены, уничтожив все, что на них было.

Она прислонилась к стене рукой, почти как к мемориалу. Это напомнило мне людей, внимательно изучавших имена солдат, высеченные на стене мемориала ветеранов вьетнамской войны, который мы с Тэгом посетили в Вашингтоне, округ Колумбия. Эта стена гудела от скорби и воспоминаний, и притягивала умерших, чьи близкие приходили туда.

Девушка медленно провела пальцами по свежей краске, а затем оглянулась и посмотрела на меня. И на этом все. А затем она и вовсе исчезла.

Раздался яростный звонок, и я начал бродить по комнате в поиске телефона. Прежде, чем ответить, я проверил, который час, и сразу понял — хороших новостей не жди.

— Моисей? — его голос отражался эхом, словно он стоял в пустом холле.

— Тэг. Три часа ночи. Где ты?

— Я в тюрьме.

— Ну, Тэг, — я застонал и провел рукой по лицу. Мне не следовало отпускать его. Но Тэг довольно долго держал себя в руках, и пиво давно не сбивало его с пути.

— В Нефи. Я облажался, Мо. Я играл в бильярд, потягивал пиво, болтал с местными парнями. Джорджия была права, все были пьяны в стельку, но и выигрывать было проще. Все шло хорошо. Потом эти парни начали обсуждать пропажу девушек. Это привлекло мое внимание, и я спросил, что за пропавшие девушки. Один из них принес мне листовку, которая была прикреплена к стене. Девушка, которая пропала без вести, была юной светловолосой девчонкой, может, лет семнадцати. Последний раз ее видели в Фонтейн Грин прямо по другую сторону холма четвертого июля. Это напомнило мне о Молли, Мо. Они сказали, что, по слухам, она была своего рода сумасбродной. То же самое люди говорили и о Молли, будто она сама была виновата в собственной смерти.

Голос Тэга повысился, и я мог слышать, как все та же давняя боль заполняет его мрачную голову.

— Затем парень, сидящий у бара, оживился и упомянул о том, что ты вернулся в округ. Они все начали строить предположения, что это ты все эти годы забирал всех тех девчонок. Они сказали, что их было несколько. Все они помнили рисунок в туннеле. Один из них даже знал, что именно ты сказал полиции, где найти Молли. Мне не следовало ничего говорить, Мо. Но я не такой. Понимаешь?

Да. Я понимал. И застонал, зная, что последует дальше. Мое лицо горело, а дыхание участилось. Я знал, что меня ненавидели, но не знал всех причин, почему.

— Следующее, что я понял — один из стариков направляет кий мне в голову.