Закон Моисея - Эми Хармон

Мы были бы странной парочкой. Темнокожий художник и белый ковбой. Это было похоже на начало одной из тех шуток, когда трое мужчин заходят в бар. Но нас было только двое. И Тэг был прав. Мы оба находились в тупике, оба — потерянные. У нас не было ничего, что бы удерживало нас, и не было цели. Я хотел лишь свободы, а Тэг не хотел оставаться в одиночестве. Мне нужны были его деньги, а ему — моя компания. Печально, как и обычно это бывало.

— Мы просто будем двигаться вперед, Моисей. Как ты тогда сказал? Здесь, там, на другом краю света… мы не можем убежать от самих себя. Поэтому мы будем держаться вместе, пока не найдем себя, хорошо? Пока не поймем, как разобраться в себе.

Джорджия

Я не знала, как сообщить новости родителям и как признаться, что они были правы, а я нет. Я не была взрослой. Я была беспомощной маленькой девочкой, какой никогда не хотела быть. Я всегда открыто смеялась над этим качеством. Всю свою жизнь я была стойкой. Я проявляла стойкость и силу, равную парням. Но я не была такой сильной. Я была слабой. Такой чертовски слабой.

Я проявила слабость, и моя слабость породила дитя. Дитя, у которого не было отца. Может, Моисей и не покидал меня. Как он мог, если никогда не принадлежал мне? Хотя я чувствовала себя брошенной. Брошенной и такой одинокой. Но в его оправдание я могла сказать, что, может быть, он был более одинок, может быть, он был тем, кого действительно бросили, но я не могла думать о нем, было легче злиться.

Моисей стал безликим человеком. Для меня это был единственный вариант, чтобы я смогла справиться. Я стерла его образ из воспоминаний и отказывалась думать о нем. К сожалению, безликий мужчина и я породили безликого ребенка, который рос и рос внутри меня, пока уже стало невозможным скрывать его. И я разразилась слезами, то, что я делала так много раз, и рассказала маме, что было между мной и Моисеем. Она села на мою кровать, слушая меня. Джорджия Шепард, та, которая всегда была стойкой, волевой и самоуверенной, превратилась в нерешительную, дрожащую женщину, ведущую себя, как ребенок. Когда я закончила, моя мама была такой тихой. Шокированной. Она не обняла меня. Когда я осмелилась посмотреть ей в лицо, она просто сидела, уставившись на стену, на которой Моисей нарисовал мужчину, превращавшегося в коня. Я задавалась вопросом, стала ли я кем-то другим в ее глазах.

Даже несмотря на ее шок и равнодушную реакцию на мое признание, открыться было облегчением. После месяцев наедине со своим секретом, которые были самыми ужасными в моей жизни, месяцев страха и отчаяния, беспокойства за Моисея, за себя, но больше всего за ребенка, чье лицо я отказывалась представлять, все это я обрушила на нее, не заботясь о том, что перевернула ее мир вверх дном. Я просто не могла больше выносить это.

Когда мы рассказали папе, он был единственным, кто растопил сердце моей мамы. Он встал, подошел ко мне и заключил в объятия. И моя мама расплакалась. В тот момент я поняла, что все будет хорошо, в тот момент я оставила надежду на то, что Моисей вернется.

Часть 2

15 глава

Семь лет спустя

Джорджия