Моя леди Джейн - Броди Эштон, Джоди Мидоуз, Синтия Хэнд (2019)

Сожжение на костре. Более неприятного способа покинуть этот мир и представить себе нельзя, подумал Ги. Когда ему только исполнилось пять лет, он присутствовал на одной такой казни. В 1538 году Джон Ламберт был изобличен как эзианин: узнав, что Фредерик Кларенс написал памфлет против эзианской магии, он превратился в пса и немедленно сожрал рукопись, чем заставил автора в гневе воскликнуть: «Мою работу собака съела!»

Ламберта приговорили к сожжению, и лорд Дадли настоял, чтобы его дети посетили это зрелище. Потом он еще сказал Ги, что этим колдунам – знатокам и любителям древней магии – нельзя доверять и страна бы только выиграла, если бы всех их постигла участь Ламберта. В то время отец Гиффорда, видимо, искренне так считал.

Все, что запомнил с того дня мальчик, – это страшный крик, продолжавшийся, как ему показалось, целую вечность. И еще запах.

Он посмотрел на пару одиноких свечей, которые тюремщики позволили ему взять с собой в надежно запертую комнату на башне, и постепенно приблизил глаза к фитилю. Никогда еще вещь тривиальная и безобидная не приобретала для него столь зловещего смысла.

Ги поднес к пламени ладонь и с воплем: «Проклятье!» немедленно отдернул ее. За всю свою жизнь он не помнил такой боли. Весьма печально, тут же подумал он, учитывая, что ему уже девятнадцать, а ничего страшнее ожога от свечи он до сих пор не испытывал.

Чего еще ожидать от парня, который чуть не каждую ночь бегал на представления и читал вслух стихи?

Ги вздохнул. Чтобы заглушить тоску, он обычно сочинял стансы, но в настоящий момент у него не было никакой охоты подбирать рифму к выражению «обугленная плоть».

Он внимательно рассмотрел правую ладонь, ожидая увидеть ожог, но, конечно же, ожога не было. Кожа даже не покраснела.

Теперь, когда боль утихла (да и что это за боль – говорить не о чем), Ги начал думать о Джейн и особенно о том, как она отказалась отречься от мужа-еретика. Он прикрыл глаза и вспомнил ее гордую осанку там, в тронном зале, ее непоколебимую твердость в принятом решении. А ведь было легко пожертвовать им ради собственного спасения: он ведь все равно обречен.

Джейн не предала его.

Бедная, верная, глупая девочка. По крайней мере, ее смерть будет более быстрой и легкой.

Ги взглянул в окно. Отсюда, с вышины, ему открывался почти прямой вид на место ее предстоящей казни – внутренний двор Тауэра. Самому же ему, как всем преступникам простого звания и еретикам, предстоит испустить дух чуть дальше, на Тауэр-хилл…[21] Да, там его и сожгут.

Да, вот и пришел печальный день, когда ему не остается желать себе участи лучше старого доброго отсечения головы от тела.

Вместо того чтобы сочинять надгробные вирши («быть или не быть, вот в чем вопрос…»[22] или что-нибудь в этом роде, он решил вырезать на каменной стене имя.

Имя Джейн, естественно.

Д

Джейн. Интересно, думает ли она сейчас о нем так же, как он о ней? Вот если бы повидать ее еще раз – хоть на миг…

Ж

Жаль, но и множества других людей ему уж больше не увидеть. Не поцеловать маму в щечку, не подразнить Стэна (он ведь не так уж и плох, верно? Конечно, не так уж. Несправедливо было со стороны Ги вечно на него обижаться). Не отдать Биллингсли какого-нибудь очередного дурацкого приказания, не рассмешить Тэмпи, не разозлить отца просто для того, чтобы увидеть досаду на лице старика.

Е

Его отец. Ги сильнее надавил на камешек, которым вырезáл буквы. Отец. Это он все устроил, он заманил их в эту ловушку. А сам выйдет сухим из воды, в этом можно не сомневаться – он всегда умеет вовремя встать на сторону победителя.

Й

Не сомневаясь ни секунды, отправит сына на костер ради спасения своей шкуры.

Н