Надоевшая - Сашетта Котляр

Дома меня встретила пугающая тишина. Матери не было, но это и не удивительно. Только обычно меня встречал возмущенный писк, который было слышно даже на пороге квартиры. А сейчас было тихо. Как в морге, или на кладбище. Испугавшись, что с Сириусом что-то случилось, я не раздеваясь влетела в комнату. В клетке меня ждал «приятный» сюрприз. С Сириусом действительно что-то случилось. Крыс был мертв. Причем, не просто мертв, а разрезан пополам. Задняя часть животного валялась в его опилках, а мордочка — в поилке. Вся клетка была измазана в крови, а рядом с ней валялась очередная записка, в завитушках которой угадывался знакомый почерк.

Меня затрясло, а к горлу подкатила тошнота, и я выбежала из комнаты по направлению ванной. Из глаз потоками лились слезы, к тому же меня неудержимо тошнило. Когда я выблевала все, что могла, я подняла голову и в зеркале над раковиной увидела свое смертельно бледное отражение. Меня трясло от ужаса и горя, было холодно, хотя в доме было, наверное, плюс двадцать пять. В комнату, где все это произошло, заходить отчаянно не хотелось.

Только вот я должна была это сделать. Во-первых, я обязана знать, за что мне все это, а во-вторых… Сириуса нужно похоронить. Необходимо. Нельзя его так оставить, он этого не заслужил.

Глава 7. Похороны крысы

Кое-как собравшись с духом, я снова вошла в комнату. Прошло, наверное, минут сорок после моего прихода домой и часа полтора после того, как бедное животное убили, чтобы проучить меня. В комнате пока пахло только кровью, а я даже не стала раздеваться из-за шока. Лишь скинула куртку и оставила в прихожей. Кое-как взяв себя в руки, я отыскала среди бесполезного хлама, хранимого матерью, коробку из-под обуви. В нее бережно, так, словно растерзанный на части Сириус еще может что-то чувствовать, положила все найденные в клетке останки моего единственного настоящего друга. Глаза снова залили слезы. Наверное, если бы я не обошлась накануне с Денисом так отвратительно, то я позвонила бы ему.

Теперь же я была лишена такой возможности, и была совершенно, абсолютно, опустошительно одна. Нет, я знала что домашние крысы долго не живут. Только никак не могла предсказать, что бедный зверь умрет так быстро, так омерзительно и жестоко. И из-за меня. Я оттирала его клетку, и плакала. Еще сегодня утром он доверчиво бегал по моей постели… А теперь — все. Был — и уже нет. Только окровавленные останки да измазанная клетка и записка, даже не заляпанная. Я отстраненно заметила про себя: скорее всего, тот, кто убивал крысу и тот, кто писал записку — разные люди. А в том, что обоих я «хорошо» знаю сомневаться не приходилось.

Меня даже разобрал истерический смех. Да, конечно же не приходилось! Разве много у меня было знакомых, способных просто из прихоти отобрать у человека все? Всего двое, если, конечно, не окажется, что я чего-то не знаю. Надеюсь, что не окажется. Еще немного, и я окончательно сломаюсь, провалившись в пучину отчаяния. Нет, ну сколько может выдержать одна одинокая по сути малолетка? Сначала этот «спор» и последующие пытки, потом вся эта канитель с Денисом, а теперь еще и жестокое убийство любимой крысы. Еще одно столь же глобальное происшествие, и все. Мне просто не хватит душевных сил выдержать все это.

Слезы никак не желали перестать течь по щекам, и я раздраженно смахивала их испачканными в крови, корме и опилках руками. Впрочем, пока я отмывала клетку, я немного успокоилась. Хотя, казалось бы, зачем я это делаю? Разве нужна она мне без своего обитателя? Разве я смогу взять другого питомца после того, что случилось? Не знаю. Но выкидывать клетку, равно как и оставлять ее в таком виде, отчаянно не хотелось. Мне казалось, что это правильно. Привести все здесь в первозданный вид и только после этого уйти хоронить останки моего бедного домашнего любимца.